- В день тридцать восьмой вымой полы, сходи в баньку.
- А до этого не мыться, что ли?
- Дело сугубое не усугубляй. Дальше: все двери открой, кроме туалета и ванной. Стол ставь посредине, стираную скатерть на него. И никаких бумажек между дверью и столом...
Лёнич и сделал так, как велела премудрая Доброжелатель. Буханку с солью и сахаром, пиалу с водой, яйцо варёное поставил, две ложки выемками вверх у тарелки расположил. Ночью шаги ему явились. Может, и показалось.
К девяти приехал на кладбище, выпил, как учили. В двенадцать, как советовали, выпил ещё, полную рюмку с хлебом кому следует поставил. Сварганил, как умел, варево из макарон, рисовую кутью с изюмом на полведра съизуверил, разложил, предположительно, аккуратно.
- Садитесь с нами, - отправил в воздух.
- Фуф... - отвечало из форточки.
Вспомнил, что забыл. Поспешил поусердствовать. Возможно, опоздал. Но старался: посуду не мыл, чашки ложки не уносил, вилки не использовал. Следуя указаниям, постель не трогал, спал не раздеваясь. Снилось, что опять всё перепутал. В темноте снова пришли и ходили вокруг. Невидимые, но оттого-то и страшнее. Возможно, приснилось, но кто-то наследил рядом.
В полночь Лёнич открыл дверь из парадной, опустился на колени, перекрестился трижды и головой коснулся асфальта.
- Идите, уж, маменька на вечный покой, - пробормотал. Дверь сзади ударила по пяткам.
- Йо... - стало вырываться, но схватил под узцы.
- Эх, Лёнчик, - прошелестело над ухом.
- Да уж так, как-то всё, - отвечал. И слёзы вдруг закапали...
Игорь Плящ