Отец, ты знаешь, я устал.
Мне этот мир давно наскучил.
Ведь я же вождь, я генерал,
Мной был продуман каждый случай.
Свой ясный ум и интеллект
Ни к чьим ногам теперь не брошу.
Здесь только я интеллигент,
А все вокруг – плебеи, воши.
- Сынок, закрой глаза.
- Ну, есть.
- Теперь, пожалуйста, послушай.
Я расскажу как форс и спесь
Незримо проникают в душу.
Итак.
Представь себе, ворчун,
Что ты подрос, тебе лет двадцать.
(Слегка похлопав по плечу)
Ты стал немного зазнаваться.
Ведь много книжек прочитал,
И много видел, много слышал,
Тебе ровесник не чета,
Как не чета и дядя Гриша.
Тот странный дядя-ветеран,
Который очень много курит,
Чье тело вылито из ран,
В чьем голосе осадок бури.
Его всегда, в уме и вслух,
Зовут – изгой и обыватель,
В его глазах огонь потух,
Он доживает словно кстати.
Выходит утром на балкон,
В затяжку курит самокрутку,
Под вечер, выглянув в окно,
Кричит прохожим, как бы в шутку:
«Эй, люди, что ж вы? Я вас жду…
Куда же вы идете мимо?»
Но, улыбаясь в пустоту,
Похож на плачущего мима.
А днем – на лавочку, во двор
Выходит робко дядя Гриша,
Садится. Устремляет взор,
На то, как ты, негодник Миша,
Стоишь, опёрся на трубу
И безобразно споришь с кем-то.
Он смотрит, прикусив губу
И не поймёт, а ты ли это?
Тот славный, умненький малыш,
Наивный, скромный, молчаливый
Сейчас стоит и крутит шиш,
Опёрся на трубу игриво.
Ты то ударишь, то толкнешь
Совсем бессильного парнишку,
В глазах огонь, по телу дрожь
Пора набить парнишке шишку.
Ты делаешь замах рукой
И, размахнувшись, замираешь -
К тебе идёт хромой изгой
Свой шаг все больше ускоряя.
Сбежит тот хилый мальчуган,
А дядя Гриша крикнет строго:
«Ты что творишь? Здесь не Афган!
Не смей людей без дела трогать!»
Ты развернёшься, отойдёшь,
Но спросишь, про себя, у Бога:
«А если он всего лишь вошь,
Так почему его не трогать?»
Но Бог молчит, а ты всё ждёшь,
И дядя Гриша лишь ответит:
«А то, кто вошь, а кто не вошь
Определяют по примете:
У всех на шее есть петля,
Её увидишь, сняв рубашку.
И лишь для тех живёт Земля,
На ком петля всегда в натяжку.»
Ты тут же побежишь домой
Узнать свой титул поскорее.
Рубашку сбросив на трюмо,
Начнёшь искать петлю на шее.
Но там, где место для петли
Висит какая-то верёвка.
Зазнайство, гордость вмиг ушли.
Тебе становится неловко.
Ты возвращаешься во двор,
И ищешь взглядом дядю Гришу,
А он тебе через забор:
«Ну здравствуй, вождь. Кого я вижу!»
Ты слаб, тебя бросает в дрожь,
Но ты подходишь к ветерану:
«Ну, что же, дядя. Да, я вошь.
Живу подобно таракану…
Похож на серенькую муху!»
Ты закричишь, что будет духу.
- Отец… Скорее уж я шмель,
Который бьётся в улей страсти…
Вожди рождаются для дел,
А мы рождаемся для счастья.