…чего не встретишь в тихом баре N. Там рокер поднимается с колен, на коих простоял перед блондинкой /не вру, ей-богу/ битых полчаса…. А у того за поясом «оса», бармен изображает невидимку. Я пью текилу. Двадцать двадцать семь.
Скажи на милость, дорогой сенсей, опять мизантропией заболею?.. Тоскливо светит лампа Ильича, красивый лётчик пляшет ча-ча-ча, а я пока решительно взрослею.
А я пока что пью, эт сетера, за угловым опять кричат «ура» кому-то мне невидимому, впрочем. Блондинка правит бюст, бармен юлит. «Осы» хозяин преспокойно спит, устав от душной, пьяной Nской ночи.
Такие вот дела, мой дорогой, зал суетливой полнится толпой, как полнится бокал слоями цвета июньской ночи – синий, голубой /бармен чего-то мутит/ и покой, сорвавшись с потолка, ныряет в лето.
И, кажется, в дымнеющей дали мои плывут, качаясь, корабли.