Ты мне не был на свете предтечей,
Не был сверстником или родным.
Ты – безвестный, чей шрам незалечен,
Чьею болью я странно раним.
Разомкнув несмышлёные очи,
Ты по жизни орлёнком летел,
Но преданий ни Божьих, ни отчих,
Позабытых, узнать не успел.
Круто взрезав серёдку двадцатых,
Время жизни твоей повлеклось;
Что всходило, не чая заката,
То преданьем твоим нареклось.
Знал ты алые звёзды и зори,
Знал о том лишь на свете мечту,
Чтобы не был никто обездолен,
Чтоб не в скорби земля, а в цвету…
Был ты целен, и жалом змеиным
Ни на миг не двоилась судьба:
Ты врага называл буржуином,
С красным знаменем мыслил себя.
Свято верил ты в дерзость полёта,
В поступь гордую, в светлый стих;
И коварных сомнений тенёта
Даже глаз не коснулись твоих.
Верил в то, что успело забрезжить,
Что взметённый вмещал окоём;
И как знать – может, первая нежность
На пути повстречалась твоём…
Но не знал ты о том, что в Берлине
Кто-то гибель тебе посулил;
И мелькнул средь июньской теплыни
Чёрный крест из-под чёрных крыл.
И у первой иль сотой заставы
Ты последний свой встретил огонь;
И челном в обожжённые травы
Поплыла и уткнулась ладонь…
Ты заснул навсегда – мальчуганом,
Чьи мечты и желанья легки.
И роса над могильным курганом
Омывает чуть свет васильки…
Вот и вся твоя краткая повесть,
Плоть от плоти охаянных лет.
Хватит строк; не велит суесловить
Той эпохи не тающий след.
Той, что билась волною высокой
О крутой волнорез бытия;
Той, чью память проклясть за жестокость
Кто-то может теперь… но не я…
Ты мне не был предтечей – но всё же
Мы единой стихии ростки.
Ты ей первенцем был; ты не дожил,
Пав в бою, до закатной тоски.
Я – из поздних. Не пору преддверий –
Угасанья застав тишину,
Ни во что я – прости мне, - не верил
И того не держал за вину.
Но когда улюлюканий шквалы
Мне слышны – вспоминаю и я,
Что звездою увенчана алой
Всё ж была ещё юность моя.
Вспоминаю – и сердцем сквозь топот,
Смех и свист ощущаю теперь,
Будто мчался на штурм Перекопа
И, израненный, пал средь степей…
Что высмеивать верность слепую?
Тот не слеп, чьё вчера – не мертво.
Свист и топот? Да нет – это пули
В сердце прошлого моего…
Новой юности – новая данность;
Я – питомец угасших огней,
Пусть не веруя, верен останусь
Смолкшей песне – твоей… и своей.
Не преемственность – памяти плёнка,
Давних кадров упрямая нить:
Кибальчиша в плену и «Орлёнка» -
Не проклясть, не предать, не забыть.
Конец 90-х