Содержание (сборник сонетного верлибра "Вместо многоточий…"):
- Меняя лики
- Благая весть
- Так странно
- Echo Espanol
- Insomnio
- Кино (по Л.Бунюэлю)
- Монтаж
- Слепок
- Точка невозврата
- Вышивальщицы
- Храня приметы
- Вместо многоточий
- Прощание
- И только ветер
- Ретро
- Вдоль решётки Брайля
- Под сурдину
*** Меняя лики
"что же ты, брат, Федерико,
так часто меняешь лики?.. "
(Олег Гвин. "Переписка Федерико Гарсиа")
http://stihi.ru/2009/12/27/3500
Как звать тебя? Сегодня Магдалена,
а завтра, может быть, Инес?.. Пресьоса?...
Словами перечень разноголосый
перебираю, преклонив колени.
Меняешь лики ты – мои моленья
лишь ветер повторяет, но вопросы
всё так же безответны, как и прежде,
и в зеркалах невидимые тени
мне говорят безмолвно о смятенье,
напоминая, что обличья те же
у девы, что зовут теперь Марией,
А может, Магдой… Линой…
Магдалина
в созвучии угадывает трио
имён девичьих
в списке
слишком
длинном.
*** Благая весть
Мария, это явь иль только снится?..
Веретено в руках неторопливо
кружится, красные свивая нити.
Кому прядёшь ты эту багряницу
и принимаешь весть и ветвь оливы?
Гнездовья позабыв, святые птицы
взметнулись в небо и, расправив крылья,
Пречистую, благословляя, славят.
Ты ж, лепестки перебирая лилий,
отводишь робко взгляд, ресницы смежив,
припоминаешь детские молитвы,
вся – слух, смирение, любовь, надежда…
А в воздухе благоухает миртом,
и ангелы поют: "Maria, Ave!"
*** Так странно…
Ты говорил мне о предназначенье,
служении и преданности Слову.
Тебе внимая, я себе казалась
отроковицей пред святым причастьем.
Небесный свод, синеющий над нами,
или расписанный собора купол –
мне всё равно, когда ты произносишь
Творцу хвалебы, – лишь бы слышать эхо
в протяжном славословии – "осанна!".
Закапав пальцы воском, троеперстьем
благословлять тебя не перестану,
молюсь я тихо… Но какая мука –
не различать – кому шепчу молитвы
и называть так странно их – стихами…
*** Echo Espanol
Смятение моё – венец и траур…
Когда под чёрным крепом дремлют склоны,
волна бормочет медленно и сонно
цыганское гаданье песней старой.
Кармен измены… аромат полыни,
верлибры ветра повторяют "amen".
Галдёж и гвалт вороний… Брошен камень...
В раскатах грома зарево кармина.
Гитары страсть и трепет… Шорох платья…
Тревожный рокот умоляет, стонет...
И в лабиринтах ночи губы помнят
лимонов горечь и дорог распятье,
где стынут до сих пор две тени в тёмном –
статисты?.. гости?.. на "кровавой свадьбе".
*** Insomnio
Я в морок тёмных глаз миндалевидных
Поверю, как пророчествам последним.
Когда не спится и минуты медлят,
Бессонница пусть шепчет мне молитвы.
О дон Гуане, о его скитаньях
Не счесть преданий, и в зрачках бездонных
двоится призрак дамы – белладонны,
венок плетущей из цветов тимьяна.
Настой травы дурманит, но не лечит,
И ровно в полночь сбудется гаданье:
Перо уронит ворон на предплечье,
Проснётся донна Анна, подвенечной
Фатой скрывая ужас бесконечный
В канун обещанного ей свиданья.
*** Кино (по Л.Бунюэлю)
don’t cry, my honey, please, don’t cry, my darling*,
крути кино на простыне прибитой.
твой крик разложен строчками на титры,
не слышен шёпот “just you”** на экране.
на белом фоне проступает резче
кровавый росчерк облака на небе.
не спрашивай – был мальчик или не был,
за кадром спрятан фокус-покус – jester***.
жест… око… обыграем все детали
в замесе жутком клюквенного сока.
боль солона… безумье ненароком
по глазу чиркнет лезвием из стали –
луна и в Андалузии жестока.
шар выбит в лузу…
воет пёс в финале.
---------------------------------------------------------
* don’t cry, my honey, please, don’t cry, my darling – не плачь, мой милый, пожалуйста, не плачь, дорогой.
** just you – только ты.
*** jester – клоун, шут.
*** Монтаж
"Основы жизни здесь искажены…"
В.Пелевин
"Слова
лишь слышимые числа бытия
от древа мнимых чисел"
В.Хлебников
основы жизни здесь, на киноплёнке,
искажены, и дней сухие ветки
отрезаны от древа мнимых чисел.
потом когда-нибудь в тиши монтажной
соединит разрозненные кадры
не склейка, а из минус единицы
квадратный корень, где твои слова лишь
те слышимые числа – боль и память
из бытия упущенных мгновений.
крутись же, восстановленная лента,
пусть бывших безысходных снов обрывки
напоминают – удержать не может
дверной проём твоё изображенье…
пустая рамка…
и разрежен
воздух.
*** Слепок
Квартал снесён… Лишь ветер по руинам
гоняет пыль – осыпавшийся пепел,
тень без названья снова горбит спину
под фонарём – при свете дня – нелепым.
Не вспомнит имя странник на рассвете,
застывший профиль в камне – только слепок,
и жалобное эхо безответно.
Улисс узнает горечи приметы:
монета выпадает стёртой решкой.
Разжаты пальцы…пустоту не держат…
обещанное счастье вроде жеста –
как взмах прощальный…
Ты не виновата,
что тополя по-прежнему в предместьях
шумят о расставаньях и утратах.
*** Точка невозврата
под музыку дождливого ненастья
паденье бусин с тонкого запястья
нам не услышать, так как в одночасье
звон медяков вчерашних эхо гасит.
ладонь раскрыта – погадай на счастье,
ищи дорогу в линиях развилок.
подросший мальчик-с-пальчик стал ленивым,
по крошкам хлеба судит он о звёздах…
на каменные плиты давит воздух,
слетают птицы с городских обочин…
расклёванное небо так непрочно –
не отзовётся… мы дошли до точки
отчаянья, где петли одиночеств
нанизаны давно
на спицы
ночи.
*** Вышивальщицы
Изнанка платья обжигает кожу.
Семь покрывал отбросив, Саломея
в последнем танце глаз поднять не смеет,
бледнея от предчувствий смутно-схожих.
Скользи по краю страсти или риска –
шнурок развязан… Крест из кипариса
и оберег дарёный – не поможет.
Сорвётся в полночь с губ неосторожных
невнятный шёпот: "только ты… и только"…
Иродиады дрожь… немеют пальцы…
Трепещет тёмный бражник полумёртвый,
ломая крылья на небесных пяльцах,
пришпиленный навек булавкой тонкой
стараниями чёрных вышивальщиц.
*** Храня приметы
Снег падает на скользкий подоконник
и тут же тает… Резко потеплело.
Не могут птицы или не успели
склевать чужие крохи на ладони.
Надежд напрасных над косой залива
рассвет просеян через сито неба.
На набережной мёрзнут так нелепо
слепые сфинксы, вспоминая Фивы.
Гранитная сетчатка глаз холодных
хранит приметы той запретной страсти,
гиперборейский ветер гонит волны,
гудит над нами голос Иокасты –
предвестник совпадений и несчастий
в пространстве, омываемом Невою.
*** Вместо многоточий
В лесах ещё не выбродила осень
с пьянящим ароматом пряных ягод,
а ветер шепчет, шелестя в оврагах:
"потом»" не повторится, как и "после" –
так не бывает… Ворошить напрасно
былую память листьев облетевших.
Снег заметёт под утро след вчерашний,
не вспомнишь имя под замёрзшим настом.
Давай сейчас напишем, между прочим,
на белом фоне и с концом счастливым,
что не посмели раньше (не могли) мы
сказать друг другу вместо многоточий.
Синицей сердце тенькает тихонько
и повторяет:
только ты
и только…
*** Прощание*
Не говори о засухе мне в марте –
что могут прошептать, забыв о прошлом,
сухие губы – только лишь молитвы.
Под куполом собора звёзд не видно.
Не помнят песен черепицы Тарту.
Зимой мы робко, подбирая крошки,
писали иероглиф непонятный
двойного счастья, подражая Царту.
Не отзовётся в небе тёмно-синем
щёлк соловьиный, пересвист синичий –
над тихою рекою Ляо с Цинем
в час отпеванья в это воскресенье
печалясь, плачут, позабыв приличья,
не пряча слёз своих в слезах весенних.
* 14.03.2010. Воскресенье. День отпевания Елены Шварц.
Арно Царт, Ляо, Цинь – персонажи произведений Елены Шварц «Повесть о Лисе» и «Второе путешествие Лисы на северо-запад».
*** И только ветер…
"я был прикован к музыке, ведущей
меня в обитель мёртвых…"
Камбадасан "Время"
http://stihi.ru/2010/03/31/8128
"…Названия арий и строй их были совсем неизвестны смертным. Мелодии – печальные; таинственные, глухие звуки, похожие на крик совы или перекликания духов… (...) люди и духи идут своими дорогами; сегодня, один раз за десять тысяч лет, небесные пути столкнулись с человеческими, и это вовсе не случайность… "
"Музыка из царства мёртвых" (Танские новеллы)
из царства мёртвых не ведёт дорога
ни к сердцу твоему, ни к двери дома.
очаг давно остыл… в пустые окна
стучатся тихо ветки старой ивы,
царапая истерзанную память.
сухие сучья, словно чьи-то пальцы,
перебирают струны древней цитры.
глухие звуки – духов перекличку
не повторить, и только ветер знает,
кто гнёт траву, росу сбивая наземь.
когда же птицы выклюют под утро
заиндевелый бисер бывших капель,
ты не узнаешь странные напевы –
пути различны темноты и света.
*** Ретро
ты горько плачешь, мальчик-колокольчик,
сломалась табакерка заводная.
о городке динь-динь напоминают
зубцы и шестерёнки vita dolce.
как удержаться на краю воронки,
отчаянно цепляясь за перила,
не понимая, то – пыльца на крыльях
иль черепицы пыль на пальцах тонких?
всё рассыпается… но пусть по крошкам
в прошедшее вернуться доведётся,
где на пока неведомой дорожке,
ползёт улитка, чьи смешные рожки
уколют сердце… валик повернется,
и я спущусь на дно зрачка-колодца.
*** Вдоль решётки Брайля…
"Так хоть бы письма бред мой утолили,
или верни меня в мои глубины
к потемкам, беспросветным до могилы!"
Ф.Г.Лорка (Из "Сонетов тёмной любви")
ты снова пишешь… по пунктирам строчек
наметив абрис будущей наколки,
цитируешь мне Кафку, чьи иголки
на коже выжигают многоточья.
не больно мне, и сердце онемело,
несмело повторяя «всё простилось»,
штрихи наносит заострённый стилос,
рисуя птицу в оперенье белом…
пусть ангел мнится… я бреду по краю
судьбы иль недописанной страницы
на ощупь, словно вдоль решётки Брайля,
где осязаемы Венеция и Ницца,
и, кажется, что больше не приснится
письмо, которое сейчас читаю…
*** Под сурдину
ползи, улитка, тропкой проторённой
по завиткам виниловых бороздок
и выводи вслед за иголкой острой
мелодию о солнце утомлённом.
о, как печальны фа диеза зёрна,
проросшие случайно в нотах танго,
упасть готовые с листа бумаги
в распахнутые клювы беспризорных.
слова прощания сродни удушью;
горчит разлукой в воздухе полынном,
нас заметает пухом тополиным,
и зависает над гнездом кукушки
легчайший одуванчик-парашютик…
давай же плакать вместе под сурдину!