Мы с тобой остались в доме, где-то в креслах, как игрушки.
Апельсинной жёлтой долькой - солнце. Ветра побрякушки.
Растуманенное небо нам заглядывало в стёкла,
равнодушно и умело полутени с пола стёрло.
Мы с тобой остались в доме. Не хотелось, не мечталось,
всё сегодня перестало,переставилось посудой...
Просто мы остались в доме: мир не виден был отсюда,
лишь просмотренное снова, только окна гастронома...
Мы с тобой остались в доме,
дом остался с нами рядом,
Сторожа и защищая,
на фиксацию движений
чуть рыча… Чесал ошейник,
лез под ноги, двигал лапой...
Мы с тобой остались в доме, словно всё идёт по кругу,
словно всё осталось прежним,а не только наши тени,
стёртые с паркета пола, а не только наши вещи,
пожелтевшие от пыли в беспорядке в день субботний...
Мы остались в этом доме
тенью стёртой с пола тени,
и дрожанием на окнах
солнечных твоих зайчишек
мальчик мой, сержант Погодин.
Очень строгий на портрете
Очень строгий. Мой. Далёкий.
Мы с тобой остались в доме: ты – портретом, я – листвою.
Я тогда любила листья - ворошила на дорожке,
приносила самый яркий, гладила его ладонью,
как твой ёжик перед утром, после, после, после сна -
ворожила... Понапрасну. Мы с тобой забыты домом,
ты - портретом, я - рукою,
открывавшей твои письма,
и считающей минуты,
чтобы нам остаться рядом,
мальчик мой, сержант Погодин...
Даже тени могут плакать,
в мир теней бросая листья...