ГРОЗА НАД НЕАПОЛЕМ
Лета Господня,
по Пасхе в неделю вторую,
в первую стражу ночную
Неаполь захвачен врагом.
Из улицы в улицу – цокот подков…
Ветер собору в продрогшую спину
каталонское мечет копье,
ботфортами хлопает по мокрым лосинам.
Дождь кулаками железными бьет
в гулкие Аннунциаты ворота,
дождь рассекает ночное сукно
пиками арагонской пехоты.
Дождь, сапогом разбивая окно,
прыгает в комнаты, давит пятой
квартала Черрильо впалую грудь,
за горло берет, не давая вздохнуть,
бьет по щекам, и холодный поток
лавы бежит по базальтовым плитам.
Словно изверглось дождем над заливом
чрево Везувия…
...Ставни закрыты. Все будто вымерло. Шумная толпа субботнего вечера рассеялась, исчезла, как пехота после бомбежки. В выбоинах плит мостовой вода колышется под тяжелыми каплями. Проносится отблеск от фар одинокого мотоцикла. Урчат потоки воды, снося к канализационным отверстиям обрывки грязной бумаги, окурки, пластиковые стаканы.
Пустой улицей едет наша машина с американскими военными номерами. Комендантский час. Света в квартале после вчерашнего налета как не было, так и нет до сих пор. Фары выхватывают из тьмы и дождя гору кирпича, торчащие из завала ножки стульев, обломки платяного шкафа с ворохом тряпья. Выходим. Под ногами хрустит стекло, в косом свете чернеют осколки патефонных пластинок, тускло поблескивают кусочки фарфора. Дождь превратил кирпичную крошку в грязь, и то, что днем еще выглядело фрагментами личных судеб, теперь представляется сплошным месивом, свалкой мусора, отработанного буднями войны. Слышен разговор. Поворачиваемся на голос. Метрах в восьми, с того края завала, который днем не успели разобрать, на коленях стоит мужчина, не замечая ни дождя, ни грязи, покрывающей брюки. Он, вероятно, в течение суток не уходил отсюда. Приближаемся. Он не слышит нас, приложив ухо к кирпичам. «Дженни, не умирай, сынок. Ты же сильный, ты можешь еще потерпеть. Нас много, здесь мужчины, здоровые парни, мы тебя обязательно откопаем. Мама, бабушка, Франческо, Лиза – все передают тебе, что живы, целы, ждут только тебя. Только тебя, сынок. Твои друзья – Чиро, Дани, Роберто – все помогают, все передают тебе привет. Подержись еще немного, core mio, сердечко мое». Молча переглядываемся. Похоже, в живых из семьи он один. Где-то работал допоздна, вот и уцелел. Тех, наверное, днем вытащили из-под обломков, а сын – последний, на чье спасение у него осталась крупица надежды (1). Молча уходим. Молча едем, курим. Мы четыре года бомбили этот город – с сорокового по сорок третий. Сколько мы похоронили под развалинами, это пусть потом историки считают. Теперь немцы бомбят. Война. Тут не до хорошего. Одно хорошо, что однажды все это кончится. Когда-нибудь она да кончится, зараза, ведь правда? Главное, дожать фрица. Нет, главное - остаться живыми. Нам ведь еще жить и жить, дружище. И настанет лето, когда мы приедем сюда в отпуск, поплаваем в море на Марекьяро, посидим за стаканчиком, с сигарами, в «Гамбринусе». Это же будет, а?
На стене монастыря мокнут, постепенно набухают, расползаясь, плакаты. Необозримая галерея кандидатов в городскую джунту. Анонсы концертов в Сан Карло. Реклама студий загара и ухода за ногтями. Предложения выгодных тарифов мобильной связи. Поверх рекламных афиш наклеено – жирными черными буквами: «Не верьте вранью. Италия – воюет. Война уже здесь».
Под плакатом кем-то написано от руки: «Италия, ты – путана».
Вчера было официально объявлено о включении Италии в ливийскую операцию НАТО. Берлускони месяц назад говорил о невозможности военного участия, но базы в Италии с самого начала использовались для боевых вылетов. Штаб операции – здесь, в Неаполе. Теперь, вслед за французами, англичанами и прочими, полетят бомбить Триполи и итальянские самолеты.)
«Путана? – думаю. – А кто же еще? Ну, куда ты? куда? куда ты-то полезла, дура?»
Солнечный день в середине мая – далеко-далеко от Неаполя, на горной окраине Романьи. Скромный, почти бедный дом среди вишен. Левый склон ущелья белеет акациями, правый – чернеет елями. Садик выходит на высокий обрыв: видно, как внизу, в заводи у берега рыбы шевелят плавниками. На белой стене выведены стихи о цветущих вишнях у дома, о неумолчном mormorare (бормотании) струй, о полной Луне над перевалом в майские ночи. Эмалевый портрет юноши. «Мамин младший брат, я уж его и не застала, – поясняет пожилая хозяйка. – Эти стихи он написал в сорок первом, ему было двадцать лет. Ушел на фронт, в кавалерию. Так и пропал там у вас в России.
Много наших ребят сгинуло без следа.
Степь донская, без конца и без края снега.
Ведь это Россия – о, как же она велика.
А кто виноват? Да никто. Виновата война.
Виновата судьба
маленького человека.
У дома синьоры Розы есть свое имя, написанное на красивой фаянсовой плакетке: «Buone fate» - «Добрые феи». Но выходные из Болоньи, из Фаэнцы приедут дочери, внучата, то-то в саду будет шума…
«Синьора Роза, в самом деле – никто не виноват? Вам легче – так думать?» Это я про себя, молча. Не хочется говорить ей что-то болезненное. «Спишите мне, пожалуйста, стихи Энцо. Я попробую перевести их на русский».
Болонья. Пьяцца Маджоре. На стене Дворца городской коммуны – старинного, тринадцатого века, громадного здания – мемориальные доски с именами погибших в сорок четвертом году, когда немцы, в ответ на партизанскую войну, устроили в городе террор. В Болонье расстреляно 2350, умерло в концлагерях 829. Партизан – только по провинции Болонья – погибло 2059. На втором этаже Палаццо Комунале – мемориальная фотовыставка: боевой путь 121-ого артиллерийского полка итальянской армии по Украине, Дону, Белоруссии. «Мы достойно исполняли воинский долг. Мы были солдатами Родины. Нам есть чем гордиться». – «Я из России, у меня отец с Дона, он хорошо помнит войну». – «О, пьячере! (2) Для нас большая честь, что вы пришли. Наша общая история, да, трагическая история…» Просто история, никакой политики.
За углом той же площади, в большом книжном магазине «Нанни» три витрины из пяти доверху заполнены книгами по истории, теории и практике национал-социализма и фашизма. На видном месте «Моя борьба» с портретом автора. Около сотни книжек, книг, книжищ о Муссолини. Красочные альбомы, посвященные дивизиям рейхсвера, включая СС. У каждой дивизии есть почитатели, хранители традиций, знамен, штандартов, воинского духа - те, кто восхищен доблестью и мужеством последних рыцарей Европы, и т. д. Над каждой из книг трудились историки, специалисты по боевой технике, иллюстраторы; каждая щедро оплачена. Ведь настоящая Европа – это те, кто чтит традиции, не так ли?
В деревне, разговор в траттории:
«Ну, побывал в Болонье? Белла Болонья, о ке белла…
…Ах, эти?.. А это вроде моды. Десять-пятнадцать лет назад, конечно, не было такого… А где же ты был в воскресенье? Тут не в книжке, тут живьем поглядел бы. Сотни две молодцов приезжали. В обмундировании, в касках, в крестах, все как надо, на бронемашинах, на мотоциклах. Немцы, австрийцы, ну, и наши парни тоже. Международный слет. Мы и кормили их, а как иначе. Есть все люди хотят. Это наш заработок. Двести парней, обед-ужин: по сорок евро с носа, прикинь».
Мне показывают афишу: С 12 по 15 мая – трехдневное военно-техническое ралли по местам боев Десятой армии рейха за «Готскую линию» (3). Колонна экс-боевой техники пройдет от Вальверде до Марради. В Бризигелле участников пробега приветствуют городские власти. В Вальсальве – возложение венков к памятнику павшим бойцам Итальянской социальной республики (4). Фотосъемка на фоне боевых машин. Каждый вечер проводится выставка-обмен: техническое оборудование, форма, знаки отличия, награды. На афише, кроме того самого орла, которого не спутаешь ни с каким другим орлом в мире, – эмблема фирмы «БМВ». Из чего можно понять, что пробег носит не только исторический и спортивный, но и рекламный характер. Впрочем, и «БМВ» – тоже часть истории европейской цивилизации, предмет гордости вполне законной. Можно ведь посмотреть на дело и с этой стороны...
«У каждого своя дурь в башке, – резюмируют за карточным столом, – у тебя одна, у них другая. А это дерьмо по телевизору круглые сутки – оно что, лучше?» Телеканал РАИ-1, с бесконечными шоу и рекламными роликами, в траттории не выключается ни на минуту. Старики, поднимая глаза от карт, с легким презрением и любопытством смотрят на очередную мелькающую на экране длинноногую красотку - и снова погружаются в игру.
Сводка погоды. В Лацио, Тоскане, Эмилии-Романье – солнце. Над средней Италией – безоблачное небо. Безветренно, тепло, выше средней температуры мая.
(Вот и вишни уже поспевают в саду у синьоры Розы.)
Над Неаполем – грозы, грозы, грозы…
(1) Реальный эпизод, описанный в дневнике американского офицера. Последняя немецкая бомбардировка Неаполя в ночь с 14-го по 15-ое марта 1944 года повлекла гибель более 300 человек. За 1940-43 годы, вплоть до вступления в город войск союзников, жертвами бомбовых ударов англо-американской авиации здесь стали от 22 до 25 тысяч человек, в подавляющем большинстве гражданских лиц.
(2) «Очень приятно» (ит.).
(3) Готская линия – рубеж обороны немецких войск в Романье и Тоскане, который сдерживал наступление союзников с августа 1944 по апрель 1945 года.
(4) Итальянская социальная республика – квазигосударство, провозглашенное Муссолини после его освобождения из-под ареста немецкими парашютистами. Всю территорию Италии, кроме Сицилии, при этом оккупировали германские войска (сентябрь 1943 г.). В то же время королевское правительство Италии, находившееся в Бриндизи, подписало с союзниками договор о перемирии.