для Литературных практик: http://www.stihi.ru/2011/04/26/9300
последний шаг игры
(прозаическая миниатюра в технике растворения: в рассказе растворен сонет, сонет совмещен с ЯСом)
"…только бы он был жив..." – эта фраза преследовала ее вторые сутки, с тех пор, как она вошла в небольшой офис на Мэйн стрит, расположенный в слегка покосившемся, но ухоженном здании, построенном в девятнадцатом веке и потому представлявшем историческую ценность. Об этом вещала небольшая медная табличка на фасаде, которая еще не успела позеленеть и ярко отражала теплые лучи заходящего летнего солнца. Худощавая секретарь неопределенного возраста с вежливой улыбкой, как и положено в юридических компаниях, провела ее в кабинет, обставленный массивной антикварной мебелью. Напротив окна на стене, обитой панелями из вишневого дерева, были симметрично развешены клинки и ножны, амулет и маски - наверное, девятнадцатый век, улыбнулась просебя Лизи. Навстречу поднялся черноволосый загоревший мужчина лет тридцати-пяти, представился и предложил сесть в кресло. Убедившись, что она чувствует себя в нем комфортно, мистер Хиггинс спросил:
-Hе могли бы Вы, мисс Тайлор любезно разрешить мне ознакомиться с документом, удостоверяющим Вашу личность?" Лизи протянула водительские права. Мистер Хиггинс внимательно посмотрел на них, потом на нее, широко улыбнулся, обнажив 2 ряда отбеленных до арктического блеска зубов, и его загар стал еще темнее... "Это всего лишь маленькая формальность, теперь - к делу". Он довольно прытко развернулся, подхватил небольшой конверт и, продолжая улыбаться, подал его посетительнице, наблюдая как одновременно испуг и любопытство движут гостьей. Лизи успела прочитать на нем свое имя... и знакомый четкий почерк стал расплываться перед глазами, руки безвольно упали на колени, подбородок задрожал. Свет в глазах сузился в точку... все потемнело... Pезкий запах нашатыря ударил в нос, и до нее донесся голос мистера Хиггинсa:
"Не волнуйтесь, пожалуйста, это - не завещание и у нас нет никаких причин полагать, что адресант умер". Он предложил Лизи, в лице которой не осталось ни кровинки, стакан воды. Рядом на столе бурлила только что открытая темно-зеленая бутылка "Перриер". Лизи, обычно очень общительная, до сих пор успела промолвить только "добрый вечер". И теперь, протягивая желтоватый конверт мистеру Хиггинсy одними глазами просила его прочесть. Он взял конверт из ее рук, где на хрупких запястьях пульсировали тонкие голубоватые вены с частотой сердцебиения колибри, быстро подошел к столу и вскрыл ножом для бумаги с инкрустированной ручкой. Антик - совершенно механически подумала Лизи, продолжая следить за четкими движениями адвоката. Пожалуй, за свою жизнь он проделал это тысячи раз. Мистер Хиггинс вынул согнутый вдое листок, развернул его одним взмахом кисти, почти как дирижер, и промолвил: "Приезжай." Потом пристально посмотрел на Лизи, ее лицо ничего не выражало. Казалось, она вообще отсутствовала в данный момент в кабинете. Затем он достал из конверта ключ и подал его молодой женщине. На серебристом брелoке с одной стороны был выгравирован адрес, с другой - "Приезжай"... Лиза как-то совсем устало поднялась, взяла конверт, поблагодарила и, попрощавшись, вышла, так и не притронувшись к воде.
"…только бы он был жив..." - сверлила пространство единственная мысль. Она никогда не желала ему дурного после их разрыва, а смерти (об этом было страшно думать) - тем более, несмотря на то, что этот разрыв стоил ей долгих и томительных разговоров с психиатром в течение трех с половиной лет. Но вот уже полгода она была здорова и… свободна. Оставалось еще два часа пути. От ее дома до места, указанного в адресе, было 386 км. Навигационная система подсказывала каждый поворот. И если бы Лизи выехала с утра так, как планировала, то к обеду уже была бы на месте. Но утром ее опять охватили сомнения. "Приезжай." Что это значит? Приказ? Требование? Лизи никому не повиновалась. Наверное, это послужило одной из причин их отчуждения, она была слишком независима. Просьба? Крик о помощи? Пожалуй, все выше сказанное одновременно. Письмо было оставлено в нотариальной конторе ровно год назад со строгим указанием доставить до адресата в первую пятницу июня сего года. Его трудно было понять тогда, его невозможно было понять теперь. Но единственной возможностью узнать "жив ли..." - было поехать. Она решилась, ей нечего было бояться за себя, она его не любила... уже... все прошло... все угомонилось. И эта поездка будет еще одним подтверждением ее свободы. С такими обрывочными мыслями около двух часов по полудню Лизи выезжала на скоростную магистраль, и маленький прототип форда "Мустанг" 1962 года послушно увозил ее на север. День был на удивление теплым и ясным. За долгие холодные месяцы, казалось, бесконечной зимы она так соскучилась по лету, что, не раздумывая, опустила брезентовый верх машины и теперь подставляла солнцу свое бледное лицо. Широкополая соломенная шляпа и шелковый шарф кораллового цвета покоились на пассажирском сидении. Ландшафт сменился вместе с радиостанцией. Задорный женский голос на волне 93.4 Фм почему-то крутил одну за другой мелодию прощений и прощаний. Лизи вздохнула, выключила радио и стала слушать сквозь шипение изредко проносившихся машин, как на каменистом склоне необжитом сухие сосны вторят ветру песней, как их скрипучие голоса перекликаются друг с другом. Высокие стройные деревья рвались в небо с такой силой, что крючковатые корни поднимались над гранитным плато. Мягкий голос навигационной предупредил о съезде с магистрали и через три минуты Лизи уже сворачивала на проселочную дорогу. Она почти приехала, последние 10 км, петляя, привели ее к самому озеру. Оно пряталось за густой стеной старых туй и появилось совершенно неожиданно из-за поворота, буквально ошеломив Лизи своим величием. Она остановилась посреди двора и продолжала смотреть широко открытыми глазами, как озерной глади блеск степенно тает под тенью надвигающегося огромного кучевого облака. К вечеру обещали грозу... Лизи открыла дверь, вышла из машины, огляделась по сторонам. Двор был пуст. Словно убедившись, что за ней никто не наблюдает, вскинула руки вверх и всем своим худеньким телом потянулась к солнцу, разминая уставшие в долгой дороге мышцы. Затем достала из машины сумку и направилась к дому. Он не был большим, но гранитные камни фундамента и длинные бревна высоких стен, плотно уложенные друг на друга, создавали впечатление непоколебимой устойчивости и мощи. Каминная труба из серого гранита поднималась над крутой крышей, обитой кедровыми планками. Дом настолько органично вписывался в соседство сосен и кленов, что можно было с уверенностью сказать - он вырос вместе с ними. Лизи поднялась на каменное крыльцо и остановилась перед большой двустворчатой дверью. На всякий случай она постучала по металлическому дверному молотку, голова которого напоминала то ли льва, то ли дракона. Ах, да... это же цилинь... Женщина улыбнулась, легкая тень воспоминаний пронеслась в голове, а она всю дорогу так старательно гнала их прочь. На стук никто не ответил. Пришлось порыться в сумке, доставая ключ, серебристый брелок повторил "Приезжай". "Ну, вот... приехала... a никто не встречает…" - подумала Лизи, повернула ключом в замке два раза, открыла тяжелую дверь, переступила порог и замерла. Она сразу оказалась в огромной комнате служившей одновременно и фойе, и гостиной. Стены отсутствовали... В глаза бросались окна от пола и до потолка... даже на высоком кафедральном потолке два огромных окна позволяли солнечным лучам бесприпятственно бродить по дому с востока на запад. Прямо напротив двери был камин, вымощенный такими же глыбами гранита, как и фундамент, он и служил стеной. Лизи не сразу заметила, что на каминной полке пылятся нецке из слоновой кости, аккуратно поставленные чьей-то рукой в ряд в строгом порядке с той очередностью, с которой она дарила их ему на каждый праздник и маленький юбилей или просто так... С другой стороны камина, тоже был камин. Он обогревал порсторную кухню с кленовыми шкафчиками и столовую, разделенные только длинным островком для приготовления пищи. Видно было, что хозяин уделял этому минимум внимания, никаких следов трапез. Зато его следы виднелись повсюду, в каждой вещи и ее предназначении, в раскрытой книге на маленьком столике возле кресла, в бинокле и подзорной трубе у окна, направленной своим единственным глазом на озеро. Казалось, что он вышел на минуту и вот-вот вернется. Но тонкий слой пыли на той немногочисленной мебели, которая находилась здесь, и на полу говорил о долгом отсутствии в доме кого бы то ни было. Лизи обошла первый этаж и остановилась перед широкой сосновой лестницей уводившей по кругу наверх. Она медлила, не решаясь подняться, там находились спальни, и одну из них занимал хозяин дома. Влекомая неподкупным интересом, она стала медленно подниматься, складывая в голове смешные оправдания в свой адрес, словно он стоял на последней ступени и укоризненно качал головой. "Ты же сам прислал мне ключ, ты же сам написал "Приежай"... Четвертая ступень заскрипела: "Твой дом из сруба дышит тяжким хрипом"- она подумала так громко, почти вслух. На втором этаже было несколько дверей и самая первая открыла его спальню. Комната занимала почти половину этажа. С востока на запад тянулась череда окон. Лизи снова замерла, околдованная открывшимся видом на озеро. Смеркалось, сквозь пелену тумана берег дальний стал едва различим. А она все стояла и смотрела, боясь шелохнуться, словно могла одним своим движением поднять его густую вуаль. Взгляд скользнул по стене и она снова опешила. Прямо напротив широкой аккуратно заправленной кровати висела картина. В ней угадывались женские черты с огромными глазами испуганной антилопы. Внутри у Лизи все окоченело, не было никаких сомнений, она как будто увидела свое отражение. Откуда? Откуда у него этот портрет? Она вышла из комнаты и не думая ни о чем, кроме "откуда?" автоматически пошла в открытые на противоположной стене двери. Эта комната, oбвешанная и заставленная полотнами разных размеров, занимала северо-западный угол дома. На каждой картине угадывалась одна и та же деталь. Со всех сторон на Лизи были устремлены глаза газели в акварельных красках, в масле, в пастели и просто карандаше. Ей стало очень душно, она распахнула окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Прохладный бриз ворвался в помешение и заставил почувствовать, с каким жаром пылает ее лицо. Ветер гулял по комнате, поднимая в воздух листы тонкой бумаги и разбрасывая их в разные стороны. Лизи присела, чтобы собрать упавшие эскизы, в это время хлопнула входная дверь. Агат в оправе вздрогнул на подвеске, женщина вскочила и крикнула "Кто там?" Никто не ответил, ветер продолжал играть с листами бумаги. Если бы она могла рассуждать спокойно, то догадалась бы сразу, что сквозняк захлопнул забытую ею дверь... если бы - если бы... только не сегодня. Лизи пулей вылетела из дома и побежала куда глаза глядят, мысленно ругая себя за поездку. Сбиваясь с дыхания, она остановилась у самой воды, здесь трудно было заблудиться, любая тропинка вела к берегу, дом находился на небольшом мысе, который так сильно зарос деревьями и кустарником, что увидеть это можно было только с озера или с воздуха. Присев на огромный валун, Лизи пыталась успокоиться и упорядочить свои мысли. Ей никак не удавалось выстроить их в какую-то мало мальскую последовательность, чтобы они обрели мало мальский смысл. Они жужжали в голове, как растревоженный улей, и никак не хотели успокаиваться. "зачем?.. зачем он прислал ей этот ключ? зачем она поехала? ах, Лизи-Лизи....дурочка... по первому зову... как маленькая... что она ищет? что он пытается вернуть?... так неумело..." Oна смотрела на воду, плескавшуюся у самых ног. Одна волна другую, как слепая, старалась накрыть белым гребнем, как будто пыталась наощупь дрожащими пальцами вытянутых рук коснуться впереди бегущей спины...плеча... "Догнать не может"- думала Лизи... Уже cовсем стемнело, пора... пора возвращаться. Вот сейчас вскрикнет лунь печальнo еще один раз и эхо унесет к чужому краю его тревожный голос, а она?.. она вернется к себе... Лизи продолжала сидеть у воды, глядя как вспыхивают в листве и траве ослепительно яркие огоньки светлячков, и слушать... не зная о том, что в доме зажегся свет...
***
пылятся нецке из слоновой кости,
клинки и ножны, амулет и маски,
глаза газели в акварельных красках.
испуг и любопытство движут гостьей.
агат в оправе вздрогнул на подвеске.
твой дом из сруба дышит тяжким хрипом.
на каменистом склоне необжитом
сухие сосны вторят ветру песней.
сквозь пелену тумана берег дальний,
озерной глади блеск степенно тает.
одна волна другую, как слепая,
догнать не может. вскрикнет лунь печальнo,
и эхо унесет к чужому краю
мелодию прощений и прощаний.
***
глаза газели
испуг и любопытство
агат в оправе
твой дом из сруба
на каменистом склоне
сухие сосны
сквозь пелену тумана
озерной глади
одна волна другую
догнать не может