Отцу
Я не знаю, кто он, где он,
как его зовут,
и зачем он, рыжий демон,
выжига и плут
залетел в мой мозг усталый,
будто на постой,
будто двором постоялым
стал мой мозг больной
для шальных, беспутных бесов,
извергов ночных, -
но когда без спросу влез он
в омут снов моих,
в мой подвал, исповедальню,
вздорных грёз музей,
храм мечтаний персональный,
где на склоне дней
вызрели плоды распада
тела и души,
брызнули гормонным ядом,
и как чёрт к ночи,
он явился, бес нахальный,
как к себе домой,
будто сайтом виртуальным
стал мой мозг больной
для таких, как он, бесстыжих
филеров ночных, -
но как только, демон рыжий,
он увидел их,
милых, розовых и плотных,
в кружевах туник,
льнущих, ластящихся, потных, -
как-то сразу сник,
озираясь ошалело,
онемев совсем,
я к нему – Да как вы смели!
Кто вы, и зачем
в частный сон мой залетели,
будто здесь кино!
Вам-то, сударь, что за дело,
вам не всё ль равно!
Вы же честь мою задели!...
- Ну, ты, брат, даёшь... -
улыбнулся и – несмело -
что, не узнаёшь?...
Глубина
Я не знаю, кто он, где он,
как его зовут,
и зачем, мой бедный демон,
врун и баламут,
стал тогда мой мозг усталый,
вялый и больной,
диснейлендом небывалым,
и меня с собой
утащил ты для начала
в синь морских глубин, -
- Для начала, - так сказал он, -
в глубь морскую, в синь
ты всмотрись, вглядись сначала
в бездну и лазурь,
и как будто не бывала,
вылетит вся дурь
из мозгов твоих усталых,
и ты вспомнишь вновь,
как с тобою мы, бывало,
разбивали в кровь
здесь, карабкаясь по скалам,
босые ступни,
страх глотая, отрывались,
вскрик - и всплеск - и вмиг! -
оглушённые печалью
тонущих вершин,
гиблой, сумеречной далью
голубых глубин,
многоцветной вакханалью
пляшущих актрис...
- Никогда здесь не бывал я,
мокрота и слизь
мне противны изначально,
как и всё вокруг, -
случай, кажется, банальный, -
вы меня, мой друг,
с кем-то спутали,- печально,
но, мой дорогой,
вы спросонья, вы нечаянно
в сон для вас чужой
забрели в своём отчаяньи,
как к себе домой,
а теперь - пойдёмте баиньки,
вы - в свой сон родной,
ну а я в свою подваленку,
в негу и уют,
в будуар, в усладу, в спаленку, -
меня дамы ждут...
Среди гордого безделья гор...
Грудь теснило и ломило, -
больно, не вздохнуть,
видно, рёбра раздробило,
пробую взглянуть -
где я, - солнце уходило,
облако в огне,
сосны надо мной молились,
я лежу на дне
каменистого ущелья
под седой скалой,
среди гордого безделья
гор…
- Где мы с тобой, -
он сказал мне, - умирали,
и в последний час
мы друг другу завещали...
- Вы на этот раз
пыткой вырвать попытались
память о тех днях,
о которых не осталось
ничего в мозгах
слабых, вялых и усталых!
Видимо, тогда
вы здесь, друг мой, потеряли,
друга, и себя
всё казните, но едва ли
друг ваш - это я,
одинок я, не бывало
друга у меня,
слаб я сроду, мне по горам
не пришлось бродить,
мой совет - не надо горем
память бередить,
злоключения оставляют
в прошлом навсегда,
радостью напоминают,
болью - никогда...
Не согласен, не готов я!
Мы взлетели, - ввысь и быстро,
будто не во сне,
где парят легко и низко,
будто бы извне
нас швырнуло, - мы повисли
в полой черноте,
среди искр звёзд бесчисленных,
где-то на черте
между выдумкой и истиной,
там, на пятачке,
где совместно фальшь и искренность
строят на песке
замки грёз смешных, двусмысленных, -
там, на волоске, вместе, значит и зависли мы, -
тряпкой на древке,
может, соплями мальчишьими,
а вокруг везде -
и безвидно и безжизненно
в голой пустоте
по над бездною бессмысленной, -
- Здесь, - сказал он мне, -
к Богу бесконечно близки мы,
здесь, - сказал он мне, -
отделится ложь от истины,
но, - сказал он мне, -
не бывали здесь при жизни мы…
...Тело вдруг оцепенело,
нет ни рук, ни ног,
надо же, - исчезло тело,
двинуть бы не смог
даже пальцем, - вмиг пропал я,
сердце - не стучит,
ясность мысли небывалая!
всё во мне молчит,
страха вроде нет, не больно,
и нигде не жмёт,
кажется, парю безвольно,
кажется, влечёт
как бревно меня, - в просторный,
сводчатый проход,
где при входе поднадзорном
пропуск мне даёт
рыжий чёрт в ермолке чёрной,
а по стенам влёт,
на экранах иллюзорных,
всё наперечёт,
в перелётах коридорных,
задом наперёд,
чётко, буднично, проворно,
будто бы отчёт,
фильм о жизни моей вздорной,
крутит рыжий чёрт,
чудный чёрт в ермолке чёрной,
- вот он где, расчёт! -
чтобы вспоминал покорно,
чтоб поставить в счёт,
окончательный, бесспорный, -
только тут просчёт! -
Не согласен, не готов я!
Пусть немало лет
прожил я, -
ещё здоров я,
труд, диета, бег,
по утрам – бассейн, зарядка,
за собой слежу,
сердце, печень, стул – в порядке,
справку покажу, я работаю, зарплата
так нужна - долги,
внуки - чудные ребята...
слушай, погоди,
не тащи меня в бездонный,
сумеречный мрак,
жалкий путь односторонний…
...Знаю, что дурак,
что так лучше, чем в палате,
с воплями в ночи,
что с инфузией, в халате,
смоченным в мочи,
проклинать себя я буду
с рвотою взахлёб,
что подарком твоим чудным,
друг мой, пренебрёг!
знаю, - лучше так, - нежданно,
знаю, жизнь я прожил тускло, бесталанно,
изменить нельзя ничего,
и неприлично плакаться –
прошу, честно, может, нелогично, -
брат, я – быть хочу...
Ночной концерт
Я не знаю, кто он,
где он, как его зовут,
и зачем он, вредный демон,
выскочка и шут,
сделал так, что мозг усталый,
вялый и больной
вдруг предстал концертным залом,
и наперебой
струны страстно простонали,
строясь под настрой,
трубы грубо забурчали,
брызгая слюной,
и замолкли, - всё застряло, -
но весёлый, злой,
дерзкий дирижёр бывалый
с рыжей бородой
вскинул крылья пятипалые
и проткнул иглой
тишину, - загрохотало,
будто пред грозою,
громом барабанных палиц,
скрипки со слезою
раздражённо задрожали,
а кларнеты, ноя,
заклинания клокотали,
но тарелок злое
горе молнией сверкало!
трубы и гобои
хрипло, матерно взывали,
будто с перепою,
к справедливости, и звали
всех на бой,
на бой - со мною!
Вал взбесившихся аккордов,
свежих, как весна
трепетных, звенящих, гордых,
окатил меня,
изодрал личины, маски
и сорвал с лица,
смыл с души белила, краски
грима, до конца
развалил ограды, стены,
раскрошил броню,
и затих…
но пьяно пенное
рыскало по дну с обыском,
- Провал, измена! -
брызнули смычки
в скерцо нервном и надменном, -
сволочь, сжёг-таки
всё, что было, - не успели,
если б хоть клочки
тех звучаний уцелели,
если б хоть клочки-и-и!…
Слёзы мандалинных трелей
каплями текли
в пепел, где бесстыдно тлели
в искрах угольки
стыдных вожделений тела…
- Ну и чудаки, -
мрачно промычало челло, -
я же вас учил,
я ж вам пел (а может, - пело?),
стонами в ночи, -
человечество сумело
подобрать ключи
к долголетию лишь тела! -
нету ни души
в этом теле прогорелом,
лучше не ищи
бродят по Земле умелые,
крепкие в кости,
толпы бодрых, пустотелых
тел - ты их - прости…
Но ТУДА нельзя!
Спором вздорным измождённый,
вымотан, без сил,
разорённый, осуждённый,
я не уследил
за флейтистом беспардонным, -
вдруг заголосил,
как козёл на стадионе!
всплакал и взгрустил
блеющим хасидским стоном,
но притормозил,
и пошёл - вначале сонно,
будто позабыл
он мелодию спросонья,
а потом сложил
мне в подарок - танец скромный,
я - примёрз, застыл
и пустился в пляс, бездомный,
в сторону могил,
где в толпе глухой и тёмной
кАдиш говорил
по отцу я,-
видно, помер, я и позабыл...
как же так… отец? - вот номер…
кто-то попросил
подойти к окну в том доме,
где ещё коптил
огонёк свечи, - в проёме
он мне осветил
колыбель, над ней в истоме
сонной мать... и лил
мне сквозь дождь мотив знакомый,
а ему вторил
мой флейтист -
и тут я вспомнил,
что ещё не был
ТАМ я! -
(как же я не вспомнил, как же позабыл?!) -
я бежал, но месяц полный
путь мне преградил,
нет, не месяц, - вздох невольный
путь мне преградил,
шёпот, смех, и взгляд безмолвный, -
но ведь я спешил!
и волос пушистых волны, -
но ведь я спешил…
А флейтист, притихший, кроткий,
ждал уже - но зря,
я вскричал, - не знаю, кто ты,
но ТУДА нельзя!
подлый рыжий оборотень,
стой, туда нельзя!
верь мне, я не знаю, что там!
но туда нельзя...
Доктор
И послушай-ка, приятель,
не пойму, на кой
я тебе, с какой ты стати
возишься со мной
столько времени без толку, -
если мы – родня,
где ж ты пропадал так долго?
может, ты меня
потерял? – ты друг мне, что ли?
если так, - свинья,
вот ты кто! - раз мне позволил
пережить себя так надолго -
эти годы ждал тебя я, плут,
а теперь – не знаю, кто ты,
как тебя зовут,
чёрт ли, брат ли…
отчего же
я вдруг так устал…
не дразнись, не корчь мне рожи…
я бы подремал…
ты ж не улетай далёко…
знаешь, по ночам
так бывает
одиноко… -
заходи - к чертям
баб пошлём мы,
про былое потолкуем тут,
заодно расскажешь, кто я,
как меня зовут,
и чего я в жизни стоил,
добр или крут
был я…
и куда толпою все меня несут,
будто я им куль с мукою!
что они плетут,
эти люди! что такое
про меня там врут?
будто я…,
зачем в тревоге мечутся, снуют,
собирают, что ль в дорогу?
а зачем ревут эти вот? –
я их не знаю! - кто они?
Зачем про меня тут все болтают,
будто я…,
ты всем им скажи, что это снится,
это только сон!
вот проснусь - всё испарится,
просто странный сон,
вот и всё…
а ты что, рыжий, -
одурел совсем?
из ума ты, что ли, выжил? -
в белом, и зачем
шприц готовишь…
доктор, значит, ты теперь, -
нет, врёшь,
вновь меня не одурачишь…
впрочем, не похож
всё играешься зачем-то -
доктор, дирижёр, -
лучше расскажи, зачем ты
вдруг ко мне припёр,
не спросясь, в мой мозг усталый
будто на постой,
будто двором постоялым
стал мой мозг больной
для шальных, беспутных бесов,
извергов ночных...
Я не знаю - кто я, где я, как меня зовут.
2001