Возлюби ближнего своего…
Где та кнопка, которую надо нажать,
чтобы всех разорвало и съело любовью?
Чтобы всех раздавила нога
опустившейся свыше милости?
Я найду эту кнопку, найду, не волнуйтесь!
Засуну в секретное место себе
свою длинную руку,
нашарю там кнопку – во тьме,
в тишине, в моём склизком покое,
в мягком-мерзком нутре,
в тёплом-влажном нутре,
в перманентном кошмаре, –
найду эту кнопку, нажму,
и всё человечество
вдруг запоёт торжествующий гимн.
Возлюби ближнего своего…
Я нашёл эту кнопку, нажал,
но случилось не то, что я думал,
а вот что:
разум мой, словно ртутный поток,
проскользнул по руке,
как по полой трубе водостока
осенние листья плывут
в ниспадающей с неба воде,
влился в кнопку,
и я оказался во тьме,
рассуждая не мозгом,
а странным отростком,
нарывом, узлом,
исполняющим арию кнопки
в моём беспробудном нутре.
Итак, я во тьме.
Озираюсь и вижу лишь тьму.
Стало быть, возлюби своего?..
Кто же ближний во тьме?
Я один? Тьма пуста? Однородна?
«Здесь кто-нибудь есть?» – вопрошаю,
и голос мой глохнет,
как будто бы тьма пожирает его.
«Так есть кто-нибудь или нет?!»
Постарался погромче воскликнуть,
но голос мой, переступив за порог,
был как будто бы схвачен –
он дёрнулся, резко метнулся,
бессильно застыл, тихо булькнул
и мертвенно замер.
«Так что?..» – прошептал я и смолк,
различив словно вздох или выдох
в пустой протяжённости тьмы,
и огромная масса чего-то,
чернее, чем тьма,
колыхнулась вблизи
исполинской медузой,
и, вытянув щупальце
(кажется, так),
прикоснулась ко мне
ледовито-змеисто-коллоидной
плотью своей.
Возлюби своего?..
Бли-бли-бли-ближнего?..