Устроившись на ветках поудобней,
Расселись сказки, словно стая птиц,
Смешные и печальные - подобно
Реальным персонажам со страниц
Той книги под названьем "Просто жизнь",
Лишь в прошлое немного оглянись.
И в каждой сказке, даже самой малой,
Весёлой, доброй, с радостным концом,
Добро, встречая зло, всегда страдало,
Любовью побеждая зло притом.
И правда возносилась выше всех,
Для правых гарантируя успех.
Кто хитростью и лестью был отмечен,
Пусть даже цели мелочной достиг,
Был дружбой и любовию при встрече
С презрением отвергнут в тот же миг.
За золота неверный, мертвый блеск
Смотри, не променяй живых чудес.
Расселись сказки... Может быть, кому-то
Согреют сердце мудростью простой,
Утешат душу в трудную минуту,
Подарят утомлённому покой
И радостью поделятся своей,
Понятною для взрослых и детей.
Первая рыбка моя
Папа однажды сделал нам по удочке и сказал, что сегодня пойдем учиться ловить
рыбу. Благо река от дачи недалеко. Мне тогда лет семь и было, а вот-таки запомнилось
то утро и та первая пойманная рыбка.
Мы забросили удочки, это так говорится, на самом деле, если кто не в курсе, забрасывается леска с крючком и поплавком. Папа пояснил, что надо тащить, как только поплавок притопит или поведет в сторону.
Как ни странно, первая клюнула у меня, от волнения затряслись руки - на конце лесы чувствовалась живая, трепещущая рыба, такая загадочная, пока она не появилась из воды и не повисла беспомощно в воздухе.
Во мне было два чувства: с одной стороны, азарт борьбы, и эта первая "добыча" приводили в трепет, в восторг; с другой стороны, я не мог не понимать, что это живая рыбка, ей больно от вонзившегося крючка, ей страшно оказаться на берегу, в чьих-то сильных руках, вне привычной глубины реки...
И ещё я был удивлён её красотой, изяществом формы, совершенным строением тела, покрытого золотой кольчугой чешуек - мне было приятно ОБЛАДАТЬ этим сокровищем поначалу, а потом добычу запустили в банку, где от жары невыносимой и нехватки кислорода рыбка вскоре умерла. Папа пояснил, что про рыбу надо говорить: уснула. Как будто это могло что-то изменить. В одно мгновение красивая живая драгоценность превратилась в то, что уже не радовало нисколько.
Прошло некоторое время, я пристрастился к рыбалке, перестал переживать о каждой пойманной рыбёшке - их БЫЛО МНОГО, и то первоначальное чувство вины притупилось, я стал взрослее, и какое мне дело до чувств глупых рыб?
Вот так незаметно я заразился болезнью, которую называют жестокосердием.
Пин и Гвин.
Однажды матушка моя привезла нам двух маленьких утят, не так уж чтобы совсем крошек, но только приступающих к самостоятельной жизни. В то время сыну было годика 4, ему это было интересно - как утята гуляют вперевалочку по огороду, как кушают, как купаются в небольшой специально сделанной ямке с водой. Всё в них - внешний вид, формы, густое оперение, которое они постоянно чистили и приводили в порядок после купаний, - удивляло ладностью, позитивной какой-то исходящей силой, даже те посвистывания, кряканье стали такими привычными, успокаивающими.
Они были совершенно похожие, чисто символически мы их называли Пин и Гвин, либо ещё проще: "Наши утята..."
Мы все к ним привыкли, они были довольные, сытые и к осени вполне подросли, так что с приходом морозов неизбежно вставал печальный вопрос - что делать? Зимовать им было негде, лето закончилось давно, надо было принимать решение, которое нас печалило, но которое, судя по всему, в данных обстоятельствах было неизбежно.
Пока я тянул время, произошел такой случай. Утята как всегда гуляли по огороду, собирали остатки помидоров на земле, прочие зеленые травинки... Вот тут и проскочила соседская собака через проделанную дыру в заборе, да и схватила зубами одного из них... Мы были в доме, когда я заподозрил неладное, пока выскочили, пока бросились на помощь...
Собака неохотно бросила добычу и скрылась, увидев нас. Покусанный утенок был в крови. Второй испуганно метался рядом, ничем не в силах помочь брату.
Теперь была причина сделать запланированное,- то, что никак не хотелось нам всем.
Я взял топорик, приготовил деревянный чурбак, взял утенка на руки. Его сердечко отчаянно колотилось. Он посмотрел мне в глаза и вздохнул, как показалось... Прошло несколько минут, я просто держал его в руках, размышляя об этом, - о том, что должно было сейчас произойти, не торопился, словно чего-то ждал. И вдруг утенок закрыл глаза и положил голову на чурбак, это было невероятно, он словно бы всё понял и принял ЭТО, принял безропотно и спокойно... Небольшой взмах топорика - и всё было кончено.
Зелёные яблоки.
За оградой, в саду, на ветках тяжелели яблоки, им ещё долго надо зреть, пока про них можно будет сказать: добрые, однако, плоды уродились...
Трое мальчишек, влекомые непонятной силой, перемахнули забор и полезли на ветви, выбирая, как им казалось, самые крупные плоды. Внезапно на дорожке сада появилась девочка. Мальчишки, теряя сорванные яблоки, бросились обратно, двое кое-как перелезли, а третий не смог подтянуться и повис на заборе. Он понимал, что выглядит беспомощно и глупо, спрыгнул и остановился в растерянности.
Девочка подошла ближе, в её руке был кусок хлеба с сыром.
- Тебя как зовут?
Мальчишка зло прищурился в ответ:
- Тебе какое дело?
Девочка внезапно протянула бутерброд:
- Бери, если хочешь.
Что-то живое, горячее на мгновение вспыхнуло во взгляде "грабителя", какое-то мимолетное воспоминание, глаза - огромные синие глаза девочки напомнили то, что стал забывать с годами, но что еще где-то в глубине сердца, холодного и одинокого, чуть-чуть теплилось...
Но черная пелена гордости вновь ослепила, опять накрыло грязной волной ненависти, он грубо вырвал хлеб из руки девочки и швырнул на землю:
- Мне ваших подачек буржуйских не надо. Вали отсюда, а то как врежу.
Глаза девочки стали еще больше, но не было в них страха, что-то другое, выворачивающее душу наизнанку. Она не пыталась закрыться руками, просто стояла...
- Дура! - мальчишка зло пихнул её в живот кулаком, потому что не мог вот так уйти, раздавленным и уничтоженным какой-то непонятной, немыслимой силой этих синих глаз...
Девочка не заплакала, она удивленно ждала чего-то. Мальчишка бросился к забору, кое-как перевалился на ту сторону и побежал - куда, зачем? Он не мог понять, что-то грызло его, кусало изнутри, слезы текли и высыхали на ветру...
Дыхание жизни.
После института меня занесло по распределению в Самарскую область, в небольшой городок Отрадный. Его название никак не соответствовало настроению жителей - не особо чувствовалось, что им здесь отрадно, счастливо живётся... впрочем, как и везде, вероятно, да человек устроен так, чтобы верить: есть где-то вдали Люди, живущие по-другому...
А рассказать хотелось о пережитых днях, когда меня, как призывника, на неделю заключили в горбольницу по направлению от военкомата, на предмет обследования и медзаключения о пригодности. Поменял койку в общежитии на койку в лазарете, а получилось весьма назидательно...
В те дни маленько розовый туман юношеского взгляда на бытие рассеялся - опять же Бог сберёг от пессимизма и уныния, просто показал некоторые вещи реальности без прикрас...
В нашей палате было восемь человек. Здоровых, которые по известной причине здесь оказались, было двое - вот нас иногда привлекали для добрых дел, никто ничего и не имел против - благо что в знак признательности за обедом делали нам праздники, это ж для молодых ребят - радость немалая! В тарелке супа лишний кусок колбасы был ох каким желанным.
На соседней койке мужчина около 50 лет, не знаю, сколько он уже был здесь, часто приходила жена, плакала, не могла сдержаться, хотя понимала, что ему больно видеть её слезы - рак печени, пища не идёт, все эти уколы и прочее измучили, а главное - понимание скорого и неизбежного... Он мужественно всё переносил, без упреков, жалоб - это было по-настоящему мужское поведение, и нам, зеленым, был пример не слабый. Ему приносили деликатесы, в принципе всё понимая, просто не могли ничего другого сделать, это скорее от бессилия. Он отказывался...
Однажды в палату №13 привезли тяжелого, это был молодой женатый мужчина. Жена после разговора с врачом рыдала на весь этаж... Такая обычная двусторонняя пневмония, так неожиданно перетекшая в тяжелую форму, когда в момент была пройдена "точка невозврата"... Рано утром не заметно для всех утихло его хриплое частое дыхание, наступила тишина.
Дыхание жизни. Бог даёт его нам, рождающимся в этот мир - и неожиданно забирает.Вернее, со стороны кажется, что неожиданно, как бы и невовремя. Оно не принадлежит нам, не в нашей воле продлить его время на земле, но пока мы живы, не стоит об этом беспокоиться - то, что дал Бог, дал на время, и оно не зависит от нашего желания продлить или напротив, сократить это время даже по причине невыносимых страданий...
Утром наша медсестра тихонько позвала нас - надо было перенести тело в морг. Это было недалеко, прямо на простыне мы аккуратно перенесли и уложили то, что осталось от человека, еще несколько дней назад строившего планы, целующего в губы жену, ласкающего ребенка... Медсестра заставила вытащить простыню, после этого пришлось руками поправить тело, уложив ровно на дюралевый поддон, иначе лицо будет обезображено.
На руках долго оставался запах смерти, я всё намыливал и вновь смывал пену, мыслей в голове не было, разум бунтовал, но ничего не мог возразить против Дающего и Забирающего дыхание жизни.