Покусал шальную рожу беспризорный снежок
И убежал скрипучим лаем в глубину мозгов.
Я мотаю в одиночку круглый замкнутый срок
По решеткам перекрестков собственных следов.
Поскользнулся и разбил правильный нос
Самозваный паломник в расписные места.
Запоздало удивлялся лихой паровоз,
Почему под колесиками нет моста.
Чья-то звездочка - в небе, а чья-то упала,
И нет молотка, чтоб обратно прибить.
Настоящего кайфа здесь немыслимо мало,
Но за кайф всегда надо платить.
И твой дом кто-то ставит на каждой дороге,
Твое имя мерещится на каждой стене.
Это я только думал, что я думал о Боге:
Оказалось, что думал об одной тебе.
Но поезд в город весны уходит в тридцать ноль-ноль.
Каждый день без изменения в тридцать ноль-ноль.
По тупым закоулкам дремучего тела
Мутно бродит душа, словно кошка в дыму.
По дороге из хлева на седьмые пределы
Дай Бог не променять суму на тюрьму.
Кто к тибетским вершинам стрелою из лука,
А кто - в доме любви по жизни шпион.
Так где ж оно, мое «я», и кто, схватив мою руку,
Дает приказ набирать твой телефон?
Но поезд в город весны уходит в тридцать ноль-ноль.
А по венам ползут метастазы тоски.
Расцелует морду беспризорный пес...
C щенячьим визгом - в пушистый сугроб.
Солнышка лыба, песье лицо!
Дешевый портвейн на угла из горла,
Бесовские песни в дуэт на луну,
Потом - вдогонки, путать следы.
На хрустальной метле - ведьма-зима.
Чужие окна, чужие дома,
Чужие авто, пальто, светофоры,
Заборы, витрины - сверкали, мелькали,
Кружились, срывались, сливались...
А мы оставались, мы одни оставались,
Мы словно отстали... искали в карманах пьяные лапы,
Последний, заветный, прощальный билет
На поезд в город весны на тридцать ноль-ноль.
Поезд в город весны на тридцать ноль-ноль...