Разум без эмоций слеп: Харро пришлось понять это и смириться. Чувства, как собаки-поводыри, направляют разум, ведут его к цели. В живом пламени эмоций рождаются мотивы поступков; воля может подавить желания, но чаще выбирает из многих порывов самый достойный.
Харро создан, чтобы разрушать и убивать. Это - его внутренний огонь, его потребность и цель. Командора притягивает, завораживает смерть, как иных - языки пламени или движение облаков. Он знает, что такое сострадание: разделить предсмертную боль, видеть в гаснущих глазах отражение последних мыслей. Держа взглядом чужую душу, на миг почувствовать все, чем был и чем не успел стать умирающий, вместе с ним ощутить сожаление, пронзительную грусть по уходящей жизни. Проводить до последней черты, не дрогнув, не отвернувшись. Это и есть сострадание - все остальное достойно называться лишь жалостью.
Другие эмоции чужды командору или так слабы, что кажутся шепотом, замирающим эхом. Нет жалости - незачем щадить противника. Нет приязни - нет и разницы между другом и врагом. Нет любви - семья кажется излишеством...
Даже ненависть ему чужда. Харро никогда не убивал из мести или в приступе ярости. Смерть не терпит бессмысленной злобы. Ее суть одна для всех - добрых и жестоких, трусов и храбрецов. Харро не мог почувствовать ценность жизни, но уважал смерть: ее трагедию, ее необратимость. Он сам стал смертью - на поле битвы и в поединках, и среди черной пустоты, что остается после разрушенного мира. Темный командор, одержимый единственной страстью.
И понимающий, насколько она ужасна. Разум может лишь определить ее границы, а воля - держать в них. Сегодня оборвется одна жизнь, завтра мир будет пылать, погружаясь в небытие, но когда-нибудь все миры поглотит темное пламя. Такие мысли все чаще посещают командора - завершить эту дурную бесконечность одним ударом, испепелить все. Когда останется лишь пустота, он навсегда растворится в ней. И единственное, что останавливает - трезвое осознание собственного изъяна. Само существование такого, как Харро - противоестественно и опасно.
Как долго командор сможет держать под контролем свою природу? Жажда разрушения - не редкость, он встречал людей не менее жестоких. И все же одних в итоге останавливал страх, других - внезапно проснувшееся милосердие, а тех, кто не знал ни страха, ни жалости, усмиряла смерть.
Но в мирах нет силы, которая пугала бы командора. Милосердие не заставит опустить руку, занесенную для удара - он пытался найти в себе хоть каплю жалости к умирающему зверю и не смог. Даже смерть не остановит Тар-Харро. Это тело уязвимо, но командор не боялся: он так часто видел смерть в глазах тех, кто умирал от его руки, что остался лишь болезненный интерес: что почувствует тот, кто убьет его самого? Когда встретится достойный противник, Харро не будет жалеть о поражении, если успеет поймать его взгляд, услышать его мысли.
Но смерть - лишь граница. Лезвие, отсекающее от души все лишнее перед новым рождением. И в новом теле Харро вспомнит, что он такое. Сила, которая не позволит забыть - его воля, способная подчинять чудовищ и взглядом выбить жизнь из врага. Воля, оградившая командора от собственного безумного пламени, сохраняющая в нем ясность мысли и горечь от понимания своей природы. Его совершенное оружие и проклятие.
Но даже такая сила не может вечно сдерживать жажду разрушения, не имея противовеса. Нет, воля не ослабнет, не сломается, просто огонь, клокочущий в сердце командора, подскажет ей цель. И миры начнут осыпаться пеплом под взглядом Тар-Харро... Сможет ли тогда хоть что-то остановить его?
Помогая раненому защитнику, Харро надеялся найти ответ, и ответ ему не понравился. Цель, поставленная одним лишь усилием воли, вопреки собственной природе, не приносит удовлетворения и однажды превратится в дым. Милосердие - не тот якорь, который выдержит темную бурю.
Забирая жизнь, командор слышал эхо чужой судьбы, чувствовал туго сплетенный узел чужих эмоций. Видел яркий и страшный момент перехода. Спасая жизнь - ощутил лишь разочарование. И, что хуже, - у каждого поступка есть последствия.
Защитника разорвут шакалы. На следующий день или через год - неважно. Харро мог сам убить его - кинжал в твердой руке лучше, чем клыки тварей, пожирающих жертву живьем. Но жизнь и смерть - не разменные монеты, решение было принято, когда командор приказал позвать лекаря. С последствиями придется смириться. Зверь в лагере, ждет хозяина: ненужный и чужой всему, что его окружает.
Конь под командором негромко всхрапнул, остановился. Над землей поднимался клубами, перекатываясь, черный дым, принимая очертания тощего пса с узкой вытянутой мордой. Вкрадчивый голос шел из самой темноты:
-С прибытием, Тар-Харро. Как тебе этот мирок?
Командор поморщился:
-У него нет защиты, разве что люди. Люди против шакалов - жалкое зрелище.
-Понимаю, понимаю, - притворный вздох. - Но здесь тебе придется задержаться. У меня в Эртайгоне еще пара дел...
-И ты уладишь их раньше, чем мне надоест ждать, - ледяным тоном отрезал Харро.
Тень колыхнулась.
-Мои дела не терпят спешки. Зато подрастет достойный противник, чтобы этот мирок не казался таким беспомощным. Но, поговаривают, ты себе игрушку уже нашел... Что с тобой, командор? Это дети тащат домой умирающих котят, - голос сочился ехидством. -Смотри, растаешь.
Харро не счел нужным ответить. Он развернул коня и жестко бросил напоследок:
-Я дам тебе время. Но не злоупотребляй им... и моим терпением.