Песнь одиннадцатая

Владимир Лемпорт
"Отче наш иже еси на Небеси",
Слова молитвы доносились из толпы
Теней, что жернова мучительно несли,

"Святится Имя то, что носишь Ты"
Так жалобно произносили здесь
Нагруженные камнем, как скоты,

"Хлеб наш насущный даждь нам днесь"
Молили души не нуждавшиеся в пище,
"И отпусти нам долг наш весь"...

Они поднялись на террасу выше,
И мы столкнулись с богомольцами,
Что для себя тропой ГорЕ прощенья ищут

Нагруженные жерновами мукомольными
Несчастные, грехов своих рабы,
Однако, показались мне довольными -

Похожие под камнем на грибы
Идут наверх, подобные Сизифу,
Пока не смоются их тяжкие грехи;

Мой гид спросил, как только пенье стихло:
"Бог помочь вам. И окажите милость
Сказать, есть ли тропа, чтоб не так лихо

Стремилась вверх и чтоб не столь уж круто вИлась:
Идёт со мною необычный друг,
Ему оказана божественная милость -

Подняться в Рай, хотя ещё не дух, -
Он жив, и вследствие того одни проблемы:
Он медленен, перевести не может дух,

Перелетать не может через стены,
Ему нужна спокойная тропа
И если есть она, скажите откровенно".

Нам кто-то тяжело в ответ пробормотал,
Не видно было, кто там, из-под шляпки,
Вернее, из-под жёрнова шептал:

"Идите вправо, там он сможет пятки
Поставить на удобные ступени.
Как жаль, что не могу я бросить взгляд -

Взглянуть бы на живого, не на тень!
А что касается меня, я граф Гулельмо
Погибший при осаде Сьены;

Казнюсь за то, что презирать посмел я
Не только всех живых, но даже смерть,
Иначе в Райских кущах бы сидел.

Презрение ко всем - вот наш фамильный герб,
Причина всех смертей до пятого колена,
А я уж тридцать лет таскаю этот жернов".

Другой дух закричал, что тоже он из Сьены
И что никто иной как ОдерИзи,
Кто миниатюристом был отменным.

"Сначала был скромнягой в жизни,
Но, как обычно, подыскались подхалимы,
Которые меня настолько восхвалили,

Что стал себя считать повыше Джотто,
Не говоря уж о Чимабуе,
И результат зазнайства - вот он;

Эх, чуточку ума бы мне -
И этот камень не ломал бы выи,
Кругов страданий был бы вне.

Ведь только здесь открылось мне впервые,
Что  самолюбование и мания величия
Особенно в загробном мире злыми

Считаются грехами, неприличием,
И столько лет носить ты должен камень,
Пока что стОит твой талант, не убедишься лично".

Я вопросил: "А есть здесь латиняне?"
Шагающий один под тяжким грузом
Ответил: "Есть Сальвани Провенцан,

Что обезглавлен был, но не Анжуйским;
Он, гордый, если помнишь, сел со шляпой
Пред казнью друга своего - для выкупа французам

И потому он здесь, а не у врат,
Ему зачлося самоотреченье -
Благодаря ему свободен друг его и брат;

Дай Бог ему, несчастному, терпенья".