1. Пролог.
В годы, когда жизнь по руслу
Протекала в коммунизм,
Был особый вид искусства,
Звался он соцреализм.
Воспевать любовь к заводу
И к токарному станку
В те года входило в моду.
Лезло в каждую строку
Слово «Ленин», слово «стройка»,
«Подвиг», «партия», «колхоз».
Но промчалась перестройка –
И закончился понос
У писателей-поэтов,
Стало всем на всё насрать.
Ехал я на БАМ, при этом
Захватил с собой тетрадь.
Ехать долго – путь неблизкий
До республики Саха.
Я решил писать записки
При содействии стиха –
Просто так, для развлеченья,
Мчит покуда тепловоз.
Так что эти сочиненья
Не сочтите за серьёз.
2.
«Над Амуром ходят тучи,
Как сказал один поэт.
Мы Америки покруче –
Свой у нас менталитет.
Мы руками рвём подковы,
Каждый чем-то знаменит,
И партейные основы
Наши крепче, чем гранит!» -
Так поведал мне в беседе
Шило – старый ловелас.
Мы по камере соседи
С ним бывали, и не раз.
Шило – это погоняло
С магаданских лагерей.
Он туда, чтоб не воняло,
Загремел, и что еврей.
У него статья, известно,
Пятьдесят восьмая бис.
Он с семнадцатого съезда
Здесь надолго подзавис.
Мы лежали под телегой
Возле станции ТыгдА.
На три метра росту снега
Навалило там тогда.
Завывали ветры злые,
Как теперь – турбины «Ту»,
И пингвины-часовые
Замерзали на лету.
Дело было в воскресенье
У печурки, у костра ль.
«Нам теперь одно спасенье –
К дому строить магистраль!» -
Шило мысль свою закончил
И заснул не вещим сном.
Он был ранен пулей в копчик
В заводном 37-ом,
Потому сидел он стоя
Или лёжа – ел и спал.
Помер тихо и достойно –
Где стоял, там и упал,
У телеги повалился
И не дышит.
Мы глядим:
Перед нами появился
Семикрылый серафим.
Словно в церкви, с жёлтым нимбом
Над кудрявой головой,
Бородёнка острым клином.
Кличет: «Есть тут кто живой?
Выходи, народец скотский,
Покурить смешной травы!»
Я ему: «Товарищ Троцкий,
Неужели это Вы?
Вас же это – ледорубом
По башке в 40-ом…»
Серафим присел за срубом,
Пёрнул и сказал: «Облом,
Я не Троцкий, обознался!
Лев Давыдыч – наш пахан.
Где-то тут мой брат болтался,
Шилом кличут. Не слыхал?»
«Вон он, Шило, - склеил ласты
И валяется, как лох.
Был по жизни ловеластом,
Ловеластом и подох.
Лишь промолвил, если вкратце
Изложить его мораль:
«Передайте, дескать, братцу,
Чтобы строил магистраль».
Серафим лицо скукожил
И промолвил нам в ответ:
«Делать нечего, я должен
Брата выполнить завет.
И хотя мой братец кровный
Был с рождения ку-ку,
Мы проложим путь неровный
Сквозь болота и тайгу
От Чукотки до Урала,
От Аляски до Луны,
Лишь бы чифиря хватало,
Лишь бы не было войны!»
«Кто ты? - я с вопросом вышел. –
Али офигел совсем?»
«Я – Роман Абрамыч, бывший
Член ЦК ВЛКСМ», -
Гость ответил мне сурово
И ушёл с тоской в глазах.
И три буквы – это слово
БАМ – повисло в небесах.
3.
Десять лет прошло с той встречи.
Я откинулся давно.
Позабыли мои плечи,
Как киркой рубить говно.
Мы расслабились в хрущобах
С кукурузиной во ртЕ.
Между тем в глухих чащобах,
В вековечной мерзлоте
Бригадир Роман Абрамыч
Сколотил отряд бичей,
Чтоб ему всего лишь за ночь
Наваляли кирпичей,
За баланду и за водку
Дружно взялись за почин
И построили Чукотку
Посреди морских пучин,
Чтобы северное чудо
Нас вело за далью в даль,
Чтобы было нам откуда
Гнать на запад магистраль.
Бригадир Роман Абрамыч –
Славный русский богатырь –
Говорил: «Не пейте на ночь
Скипидар и нашатырь,
Не рубайте по две пайки, -
В Заполярье ночь долгА.
Чё вы ржёте? Я не Райкин!
Кто не понял – дам пинка.
Заплачу вам золотыми,
Как закончите сезон.
И запомните – блатными
Здесь писАться не резон!»
Хлопнул дверью от барака
И умчался в край жары.
Лишь залаяла собака
Над просторами тундрЫ.
4.
Ночь полярная настала,
В небе сполохи гудят.
Все разинули хлебала –
На сияние глядят:
«Чур, бесовское знаменье,
Лошадь в драповом пальто!»
Смотрят в небо, - и заметьте,
Не работает никто.
Так прошло почти полгода –
И забрезжила заря.
Но не сделана работа.
А пузырь нашатыря
Выпит в первую декаду.
Вот кончается сезон.
Тут бичовскую бригаду
Повалил тяжёлый сон.
Спят бичи и видят рядом,
Как по тундре, по лесам
Мчит с карательным отрядом
К ним Роман Абрамыч сам.
У него Большая Пайка,
Кулаки – что твой гранит,
А в руке его нагайка,
И во лбу звездец горит.
Тридцать три тачанки водки
Кони бледные везут.
«Где Чукотка?»
Нет Чукотки!
Тут и грянул Страшный Суд.
Бригадир Роман Абрамыч
Молвил грозно: «Так, етить,
Что вы сделали тут за ночь?
Где мне «Челси» разместить?
Где Чукотка – полуостров
Из литого кирпича?!»
От бичей запахло остро
Жёлтой жидкостью «моча».
«Обоссались, ловеласы?!
Как работать, так вас нет!
Вот теперь держите сразу
Всем гуртом один ответ!»
Бригадир взмахнул крылами,
Взвились в небо сто мечей, -
И покрылся брег телами
Нашинкованных бичей.
5. Ода комсомольскому значку.
В старину и не такое
Было – бают старики
Те, что вышли из запоя
У Печоры у реки,
Те, кто ехал за туманом,
А уехал за бугор.
Был с Абрамычем Романом
В тех местах мужик Егор.
Мы с ним были в турпоездке
Под названием «вояж».
В состоянии стамески
Приходил Егор на пляж,
С регулярностью дебила
Напивался он с утра.
Но зато его любила
Вся в округе детвора.
Под грибком сидел он синий,
Выдыхал пропан-бутан,
А детишечки просили:
«Дядя, расскажи про БАМ!»
И Егор, из перегара
Мятый выплюнув бычок,
Доставал из портсигара
Комсомольский свой значок.
Тот значок – он всех дороже,
Он – как орден, как медаль,
Прицеплялся прямо к коже
По пути на магистраль.
Золотистый лысый профиль,
Буквы ВЛКСМ.
Он редиску и картофель
Помогал нам сеять всем.
Тот значок – он тем и ценен,
Что все двери отворял.
Невелик – а весом в центнер!
Стратосферу покорял,
Отрубал фашистам лапы,
Загораясь на груди,
Гнал народы на этапы
По Великому Пути,
Всё превозмогал и рушил,
И обратно созидал,
Бил огромные баклуши,
Лил расплавленный металл.
«Как хотелось Вашингтону
Нас принять за дурачков,
Только не горят, не тонут
Обладатели значков!
Улыбалась нам удача,
И в глазах горел задор!» -
Так рассказ о БАМе начал
Первый бамовец Егор.
Поражённый изречённым,
Он задумался, икнул
И промолвил: «Так о чём мы?..
Чё-то я не то загнул…
Ах, ну да, кажись, о БАМе!..
Слушай, как тебя, малец,
Не в подляк, сгоняй до бани,
Банщику скажи – капец,
Мол, Егор просил поллитра
В долг до завтра, мол, вернёт.
А не выдаст эта гидра,
Пасть порву, скажи.
Так вот,
Бригадир Роман Абрамыч
Нас в то лето сколотил,
Поделил пузырь на граммы
(Выдал газ «пропил-бутил»)
И сказал: «Чукотку – нахер!
С Комсомольска мы начнём.
До Байкала путь не сахЕр.
Мы пойдём другим путём,
Мы туда пробьём дорогу
(Тыща вёрст у нас не крюк).
Там расселим понемногу
Тех, кому нельзя на юг».
«Наши деды брали Зимний
И шмаляли из «Аврор», -
Распалялся красно-синий
От похмелия Егор. –
Чё вы, суки, мне о БАМе!
Наши деды из чека
Офицеров порубали,
Расстреляли Колчака,
Уничтожили деревни.
А колхозники-рабы
Повалили все деревья
И пустили на гробы,
Разорили всю Россию,
Развалили Божий храм!..»
Тут пацан принёс «гусыню»,
Мы её с Егором – БАМ! –
И Егор опять хороший, -
Полбутылки замахнул,
Во всё горло спел «Алёшу»
И «Катюшу» - и заснул.
6. Сон Егора.
Спит Егор, и ему снится
Площадь Красная в свету,
И Пожарского десница,
И курсанты на посту
У гранита Мавзолея.
Мимо них Егор идёт
Вниз по каменным ступеням.
В полумраке дрожь берёт,
Факела горят по стенам,
С потолка бежит вода.
Здесь любой в штаны бы сделал
Без особого труда.
Но Егор – он комсомолец,
Не смотри, что бородат.
Смело он по доброй воле,
Словно Данте, входит в ад.
Тут в петле висит покойник,
Там вершится самосуд.
Но Егор идёт спокойно,
Ему пофиг Голливуд.
Где другим свихнуться впору,
Ему чистый Диснейленд.
Он идёт по коридору
И проходит в кабинет.
Смотрит – в печке бьётся пламя,
Чистота, уют, ажур,
Кресла с белыми чехлами
И зелёный абажур,
Полки книжные повсюду,
А на полках – Карла Маркс.
Впрочем, я писать не буду
Обо всём, что видит глаз
Обалдевшего Егора.
Резвый, словно паучок,
Вдруг ему навстречу споро
Выбегает мужичок.
В глазках отблески пожарищ.
Руку жмёт – и сразу в лад:
«С фронта? Здравствуйте, товарищ!
Проходите, очень рад!
Чаю, чаю непременно!
Есть немножечко медку.
Может, водочки? Отменно!
Не хотите с холодку?
Есть икорка - мне рабочий
Два ведёрка подогнал.
Нужно скушать архи-срочно
За Интернационал.
Что Вы – скромничать? Увольте!
Вы, простите, не еврей?
Ну, так как дела на фронте?
Говорите поскорей!»
Как на новые ворота,
На хозяина Егор
Смотрит.
«Я ваще… не с фронта…
Не пойму я Вас в упор…»
Тут хозяин удивился:
«Вы не с фронта? Как же так?»
И к Егору наклонился:
«Вы, случайно, не кулак?»
Словно глыба, над Егором
Вдруг навис, в лицо дохнул.
А глаза – с прищуром добрым.
И вот тут Егор струхнул!
«Что Вы, что Вы, я из бедных
Астраханских бурлаков!
Денег нету даже медных.
Ненавижу кулаков.
Я ваще приехал с БАМа,
С комсомольского путЯ.
От Амура до Байкала
Клали рельсы мы шутя,
Костыли легко вбивали,
Убивая комаров,
Иногда на фестивали
Собирались у костров,
Пили водку, пели песни
Про горячие сердца,
В Тынде шли по Красной Пресне
С выражением лица,
С молотками и кирками,
Просто так – назло врагу –
Огрубевшими руками
Раздвигали мы тайгу.
Много нас в сырой постели
Улеглось, набрав очки.
И под шпалами хрустели
Комсомольские значки.
Не помянутые на ночь,
Превращали в сад пустырь.
Вёл нас в бой Роман Абрамыч –
Комсомольский богатырь».
Тут хозяин кабинета
Произнёс тихонько: «Да,
Мне знакома песня эта.
Значит, Вы герой труда?
Как зовут?»
«Егором кличут».
«Вот, Егор, Вам красный флаг.
Он прошёл края, где свищут
Вихри яростных атак.
Флаг Вам в руки – и идите,
Покоряйте целину,
А я занят, извините!» -
И направился к столу.
Выходя из кабинета
С красным знаменем, Егор
Всё гадал: «Да кто же это?
С кем имел я разговор?»
Лишь поднявшись по ступеням,
На трибуне наш герой
Прочитал по буквам: Л-Е-Н-И-Н…
ЛЕНИН! Вот он кто такой!
Ленин – бронзовая слава,
Лысый профиль на значке!
Ленин – слева! Ленин – справа!
На плакате, на толчке,
В парке гипсовою кепкой
Машет, пляшет, как живой,
Облака пронзая крепкой
Непокорной головой.
Ленин – имя дорогое!
Ленин – знамя всей страны!
Ленин – выход из запоя
На простор речной волны!..
Тут Егор проснулся, сидя
На обосранном пляжУ.
«Я щас Ленина увидел!..
Я, наверно, завяжу…»
«Да уж, Ленин – это точно,
Прямо скажем, перебор!
Со своей пивною бочкой
Ты б завязывал, Егор.
Это красная горячка –
Она белой горячЕй.
Будешь бегать в раскорячку
С красным флагом от врачей», -
Вот такой совет Егору
Дал я в турпоездке той.
Но не внял он мне – и скоро
Вновь ударился в запой.
А на БАМе гнутся кедры,
Пихты, ёлки и сосняк
От порывистого ветра
Под названием «сквозняк».
7. Эпилог.
Ехал, значит, я по БАМу
В Беркакит на фестиваль,
Сочиняя эту драму
Про лихую магистраль.
Вышло вроде бы душевно,
Хоть и левою ногой.
Так когда-то Евтушенко
Тараканов бил строкой
В творческой командировке
В край невиданных чудес:
Приложился к поллитровке –
И пошёл ваять про ГЭС.
Шпарил тексты Добронравов,
А жена его – музон,
Пел на двадцать три октавы
Эти опусы Кобзон.
«Комсомольцы-добровольцы,
Мы пройдём сквозь всё и вся!
Светит партия, как солнце!
Нам иначе жить нельзя!»
Так и я решил, поскольку
Член Союза как-никак,
Написать про эту стройку
В ритме яростных атак.
Ведь херачить ахинею
Всё же лучше без забот,
Чем тупить в окно неделю
И разгадывать кроссворд.
Но поэзия – не клизма.
Завершаю этот бред.
Вам, отцы соцреализма,
С БАМа пламенный привет!