Ворон

Анатолий Жариков
Ворон
По Эдгару По

Вечер, ночь, стучатся гости,
бродят без забот,
блики света, словно кости,
на странице капли воска,
кашель у ворот.

Слабый свет в ночном камине,
будь со мной всегда,
повторяю милой имя,
боль утраты не остынет,
как в ночи звезда.

Это шёлковой портьеры
шорох, шторы дрожь,
страх пустой не знает меры,
это гости, мисс и сэры,
это только дождь.

"Будь вы Джон или Лолита,
ради Господа Христа,
заходите, дверь открыта, –
говорю я в ночь сердито. –
Разве можно так!"

Ждал я, только тень мелькнула
кошкой из угла,
да в камине тлели угли.
"О Линор! – уста шепнули. –
Ты зачем ушла?"

Что ж, я крепко запер двери,
не моя нужда,
это ночь, я ей не верю,
это ветер или звери,
прочь иди, беда.

Но я дёрнул ставню нервно
и отпрянул враз,
залетела птица стерва,
ворон, и на бюст Минервы
села, чёрен глаз.

"Не из адова ль ты края,
птица, или сна?
Улетай же пролетая,
я тебя знать не желаю".
Ворон: "Вот те на!"

Посмеялся я: "Мне ново,
дивно, я б сказал,
слышать от пернатой слово,
пусть оно и бестолково..."
Ворон: "Ты нахал!"

Я подумал: "Этот ворон,
вечная беда,
этот дом покинет скоро,
как и милая Линора".
Ворон: "Никогда!"

"Я, наверно, птица, знаю:
вся твоя беда
в том, что был ты попугаем
в прошлой жизни". Но пролаял
ворон: "Никогда!"

Я подумал: "Ну и ладно,
горе не беда,
птицам тоже ведь не сладко,
может, это тайный знак мне..."
Ворон: "Никогда!"

Я готов уж был смириться
с мыслью: "Иногда
можно жить и с гадкой птицей,
посмеяться да проститься".
Ворон: "Никогда!"

"Все мы, ворон, быстротечны,
скоры наши поезда,
даже этот бесконечный
Господом пролитый Млечный".
Ворон: "Никогда!"

"Но тогда пусть яд забвенья
опьянит, тогда
явится моё мгновенье,
обниму её колени..."
Ворон: "Никогда!"

"Посмотри, провидец древний,
в голубую даль,
я хочу тебе поверить,
я верну свою потерю?"
Отвечал мне: "Жаль..."

"Надоело всё мне, птица,
прочь! И навсегда!
Что судилось, то случится,
смерть загадка, жизни длиться".
Ворон: "Никогда!"

Он и впрямь большая стерва,
этот ворон, он всегда
открывает клюв свой скверный.
Но теперь кричу я первый:
"Никогда!"