Здесь, на припёке нагретом,
где и не мыслился край
меж темнотою и светом,
жил-был рябиновый рай.
Так было раньше. Полвека
жизни спустя под угор,
в бывшем раю человека
встретит лишь сумрачный бор.
Бор, он по тембру - в соседстве
с гулом пространств в вышине.
То ли оставил я в детстве,
в светлой его тишине?!
Раньше здесь были покосы,
лес в отдаленье дремал
рыжий боярышник в гости
звал на оранжевый бал.
Звалось пространство то «редкой»
с соображеньем таким:
слишком рассажены редко
были куртины рябин.
Чтоб оставаться прозрачным,
строгий покос отвечал
сам за безлесье, чтоб мрачно
луг не зарос, не сдичал.
Косарь из помыслов чистых
к хвойным любви не питал -
ягодным слыл визажистом,
в цвете искал капитал.
Осень такому - подарок:
красных пожары рябин,
кипень колючих боярок
цвета оранжевых вин.
В кустике каждом воссоздан
Грабаря сочный этюд:
каждое деревце в гроздьях -
замерший в небе салют.
В памяти, как и в пейзаже,
Грабарь размножен в сто крат;
вечно со мной они, каждый -
в сотню рубинных карат.
Но в круговой панораме
холст переписан. Теперь
вижу, что в царственном храме
не обошлось без потерь.
Видно, художник с покоса
в миле от жизни холста
кончил свой бал сенокоса
с кистью рябины в устах.
Жаль, не осталось в архивах
снимков тех сказочных мест.
Что ещё в памяти живо,
в жизни лишилось примет.
* * *
В тайне от всех не храните
личный оранжевый мир,
пусть он блистает в зените -
копию с мира снимите,
прежде чем кануть в надир.
Виталий Р. Дёмин.
16.12.2007