Я майских праздников ждала всегда как манны -
мы всем семейством отправлялись в гости
к двоюродному дедушке и тёткам
в их дом уютный. И меня с порога
влекло скорей к заветному дивану,
где пышной горкой высились подушки
и возлежала шёлковая кошка
с сапфировыми длинными очами
и благозвучным именем Далила.
И каждый из гостей желал коснуться
её роскошной серебристой шкурки.
Внимая льстивым вздохам умиленья,
поигрывая бантиком лениво,
она лизала бархатную лапку
и умывала нежно-алый носик,
и тихо пела. Томное мурчанье
казалось восхитительным bel canto:
оно предназначалось, несомненно,
усатому соседскому Самсону,
несущему пожизненную вахту
в тени цветущих зарослей жасмина.
И верила Далила, что подушки,
хозяева и вежливые гости,
и серенады пылкого Самсона -
ВСЁ существует ТОЛЬКО ДЛЯ НЕЁ.
И в час, когда меня в разгар застолья
вдруг вероломно отправляли в спальню,
велев: "Не смей в постель тащить Далилу!", -
как мне хотелось быть не безответной,
смешной и глупой маленькой девчонкой,
а этой вольной, своенравной кошкой,
которая не спит, когда не хочет,
и может прыгать, сколько пожелает.
И чтобы ВСЁ: и праздник, и конфеты,
и дедушка, и пухлые подушки,
диван, жасмин и даже кошкин бантик -
существовало ТОЛЬКО ДЛЯ МЕНЯ.