- Петрович, да пойми ты, нельзя его списывать, понимаешь? Нельзя! – крепкий морщинистый кулак стукнул по столешнице так, что из подпрыгнувшего стакана посыпались карандаши. Худощавый пожилой мужчина потер ушибленный кулак ладонью другой руки и опустился на стул, будто исчерпал все свои силы этим ударом.
- Саша…, - собеседник – грузный усатый мужчина с крупными порами на мясистом носу, напоминавший моржа, устало вздохнул, - Саша, ты можешь понять, что ремонт нерентабелен? Можешь или нет? Да только замена редукторов встанет в такую копеечку! Ты ж учти, что их уже не выпускают, а что это значит? А это значит, что надо будет оформлять спецзаказ, поднимать старые чертежи, каждую гайку чуть не вручную вытачивать…
Саааашаааа, - в голосе усача почувствовалась мольба, - ты ко мне уже вторую неделю ходишь…
- Хожу! Хожу и буду ходить! И две, и три, и месяц, и год! Ты можешь понять, что я тридцать лет на этом катере отслужил! Тридцать! Да ты со своей бабой столько не живешь, сколько я на «Отважном» отходил! А ты – нерентабелен? Да он сто очков вперед любому даст!
- Саша, побойся Бога…
- Бога???, - лицо пожилого мужчины побагровело, губы затряслись. – Бога? А какого бога ты вспоминал, когда нефтекачка загорелась и никто, никто, кроме «Отважного» не пошел туда? И когда по аппарели бежали рабочие, а на них от температуры каски плавились, и борт был, как утюг, ты просил «Ради Бога, потерпите», ты какого Бога имел в виду? А когда в шторм ни один буксир не согласился вывести эту чертову баржу с селитрой на рейд, ты просил «Саша, ради Бога, больше некому», ты какого Бога имел в виду? Да я за свой катер…, мужчина судорожно вздохнул, махнул рукой и не мигая уставился на вымпел «За трудовые заслуги», висевший на стене.
- Это работа, Саша… Наша с тобой работа. Ты делаешь свою. Я свою. А он свою уже отработал.
- Так хоть бы курсантам, в мореходку, учиться…, - робкая надежда засияла в глазах.
- Курсантам? В мореходку? Ты б им еще галеру предложил, Саш, честное слово! Да у них сейчас там сплошные компьютеры, навигационное оборудование… А у тебя? Компас и секстант? И связь «прием-передача» через такую-то мать? И по нормативным документам «Отважный» уже дважды свой регламент отходил.
- Реглааамент, докУУУУменты… Крыса ты канцелярская, Петрович! Моря ты не нюхал, сидишь тут у себя…- худощавый мужчина тяжело поднялся со стула, показушно сплюнул и немного враскачку пошел к двери кабинета.
- Ты, Саша, не забывайся! Я столько лет…
Закрывшаяся дверь громко хлопнула. Человек, оставшийся в кабинете, посмотрел на отодвинутый стул, покачал головой и вынул из ящика стопку бумаг…
- Старые мы с тобой, понимаешь ли, - морщинистая ладонь погладила наружную стенку рубки, - От же бисова детина, а? Нормативы… Да какие тут нормативы… Да мы с тобой еще ого-го!
Катер чуть качнулся на волнах, скрипнул обшивкой.
- Мы службу свою знаем. Списывают – приказ, понимаешь ли… Мы ж приказы исполняем… Ты прости, я завтра не приду уже. Сам понимаешь, ни к чему это, - обращаясь к катеру, проходя вдоль борта, шептал человек, - Ну, что мы, барышни, чесслово?
Мужчина ловко перемахнул через борт прямо на пристань. Кранцы тихо скребли цепями по борту.
По пристани, удаляясь от катера, немного враскачку, шел пожилой мужчина. Губы были сжаты в суровую нитку, глаза, не отрываясь, смотрели на город, раскинувшийся на холме. А в пакете, простом полиэтиленовом пакете, купленном в ближайшем ларьке с бутылкой водки, распитой на борту катера, тихо позвякивала рында, по бортику которой было выгравировано «Отважный».