Я иногда смеюсь над этим миром.
Он оскудел, поблек и исчезает.
Он стал каким-то людским тиром,
Где каждый целится, потом стреляет.
Но он молчанью не подвержен.
Он также мне дает понять,
Что он стоит и не повержен.
Он тоже может бить и убивать.
Он признается: «Изменился».
Но это мы! Мы сами таковы.
Наш мирный нрав давно уж испарился.
Мир изменился потому, что изменились мы.