***
Кафельный шорох. Серый откос окна.
Не ожидание. Светлая примесь сна
В мягких явлениях, действиях проходных.
Сух шелестящий дождь в раковинах ушных.
А на юге пикируют ласточки, звенят стрижи,
Послушай их издали, посторожи.
До клетчатых тапок дотягивается волна…
Ни пены, ни камушка, но всего сполна.
И звездная ночь собой украшает мозг,
И мифы грядут во вьющейся ткани грез,
И тайна нам – тайной, и все, что лежит вокруг –
Безмерное откровение, простой досуг.
***
Держит картонные шлюпки, пестует рыб вода,
Скрывает свои глубины, кажется (нет ли, да?),
Мир, напрягая память, тянется вспять, рвет сеть,
В бегстве от вырожденья ищет святую смерть
За полуночным глянцем. Идет за волной волна, —
Те самые, что учили влажно спрягать слова
В холщовой античности медной и расписной
С болью в широких шеях под тонкой лозой.
Но Аттика, Аттика, призрак прибрежных веранд,
Конечно, бежит динамиков и гирлянд,
И чувство потери просторно столь отягчено
Несоразмерностью того, что нам было дано.
Нет образца. Самоучение не имет стыда
(Морю и берегу). Не было никогда
Того, что мы помним словно родное, своё,
Это только печаль ищет, о чем споет.
Есть образец. Он легок, что утренний дым.
Тревожно чувство перед пространным былым.
Катятся волны. Берегом – тень. Смотри,
Сотрет ли ее розовый свет зари.