Двадцать второе. Полночь. Желтый свет
Тягучих ламп, назойливых как зуммер.
В такой же день меня оставил дед.
Позвал комбата. Посмотрел. И умер.
Я помню. Полчетвертого утра...
Я каждый год то утро отмечаю.
И до сих пор под кожею нутра
Все, все его осколки ощущаю...
Я все ожоги знал наперечет
В его, войной сожженном, бренном теле...
Мы вместе становились на учет
В военкомате, в городском отделе...
И вместе с ним я пропадал в снега
Карельского, в расчете пулеметном.
И первое ранение слегка
Мне в сорок первом помнится, нечетном...
И после лазарета, краткий курс
Тяжелых, непривычных самоходок...
И первый бой и ад, и после - вкус
Во рту кровавый в сюре постановок...
Я помню, как механика без ног
Из сорванного люка выносили...
А он в бреду просил забрать сапог,
Чтоб мы его в пожаре не забыли...
И снова - эшелоны, лазарет.
Награда и проход в палате узкий...
И, подлатавшись наспех, вновь в рассвет -
Теперь уже - на первый Белорусский...
Все заново. Бои. Атаки. Спирт...
И трижды жизнь еще вокруг горела...
А как то раз, случился даже флирт
С девчушкой из какого-то отдела...
Соляра, маты. Мысли и версты:
Казалось никогда не прекратится...
Запомнился Освенцим и кресты,
Когда наш "конь" сквозь стены их ломился...
Мы до Берлина так и не дошли:
Нас почему-то бросили на Прагу...
Лет через тридцать в списках мы нашли,
Что нас нашли - медалью за Отвагу...
--------------------------
Так жизнь его прошла - в моих глазах,
Но каждым летом, в ночь солнцестоянья
Я пью сто грамм, настоянных в слезах,
И поминаю дедово призванье...
С благодарностью к прошлому и памятью в будущем...