Она звала меня духовным Чикатило,
И говорила-Я тебя люблю!
Она меня за пятки щекотила,
Я ей платил за это по рублю.
Когда мы оставались в будуаре,
Я пил коньяк, изгиб гитары обнимал,
Я называл её своею Матой Хари,
Потом устраивал ей бурный Тадж-Махал.
Я брал баре, я знал немало терций,
Ревел, как в кабаре Гребенщиков,
Я очень часто пел ей про Освенцим,
И как служил на почте ямщиком.
Я был хорошим мужиком, не спорю,
Но иногда подшучивал с ней грубо,
Шептал на ушко-От тебя не скрою,
Ты для меня, как Ева Браун для Шикльгрубера.
Но жизнь порой бывает штукой скользкой,
Непредсказуемо-коварной, словно Цербер,
Любовь крутил, казалось с Новодворской,
Но результате заразила Алла Гербер.
С ней подхватил бациллу антисемитизма,
И не спасают ни элениум, ни Ленин,
На всё смотрю с огромным пессимизмом,
Зараза эта хуже, чем гангрена.
И ампутировать её уже нет смысла,
И обрезанием ни что не изменить,
Пою я танго, танго антисемитизма,
А вам осталось лишь расслабиться и жить.
"— Что же из этого следует?—хотите спросить?
— Следует шить сарафаны и платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю,что все это следует шить.
— Следует шить, ибо сколько зиме ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!
...и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!.."*
* Немного изменённый текст Юрия Левитанского "Диалог у новогодней ёлки"