From: Тамара
To: Алла Гозун
Date: Fri, 18 Sep 2009 02:01:34 +0700
Subject: Разглагольствования
Неродины моей земля
Неродины моей земля
ты так великолепна
что грусть не к месту
тобою надо восхищаться
а где-то далеко
забытые деревни
стог сена под дождём
и покосившийся забор
собака на цепи
облезлый кот
дороги что со времен
Орды не изменились
дымы ночных костров
и песни грустные
и во поле берёза
дуб посреди долины
васильки во ржи
грибы в корзинах
накрытых листьями
вечерних поездов
тревожные гудки
и запах осени
вечерний свет
и слёзы...
(А.Гозун)
Как там у Пушкина?
Иные нужны мне картины:
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи -
Да пруд под сенью ив густых...
И весь-то девятнадцатый, а следом за ним и двадцатый век наши поэты
упорно представляли нам родину как обязательный набор из сереньких
изб, серых туч и дождиков, из них сеющих, стогов, под этими дождиками
мокнущих, рябинок и берёзок у почему-то обязательно трогательно
сломанного забора, дымков спалённой жнивы, в степи ночующих обозов,
чахлых лошадёнок, везущих хворосту воз, лютиков - ромашек - васильков.
Как будто учили - Вот, это - Родина!
А если тот же крестьянский дом - двухэтажный (как обычно в северных
деревнях, то там на первом этаже скотина живёт, как нынче - гараж),
да дом этот новый, крепкий, да и лошади-коровы сыты и лоснятся,
а дети с умытыми лицами и в крепких сапожках - так это как бы даже
и не Россия, а нечто нам чуждое, кулаки - эксплататоры.
И будто бы наши вынужденные ностальгирующие изгнанники тосковали
именно об этих избах, стогах и возах!
Тосковали они о своих уютных имениях и красивых домах в столицах
и губерниях. Там были большие вместительные дома с флигелями,
яблоневые и вишнёвые сады, леса, конюшни, людские с тьмой на
всё готовых девок и конюхов. И огороды были прополоты, и огорожены
целыми заборами.
И у Блока рефренируют всё новые и новые строчки:
Навеки непробудной тенью
Ресницы мхов опушены,
Спят, убаюканные ленью...
В степи грустят стога...
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли...
И смотришь - тучи вдали встают,
И слушаешь песни далёких сёл...
Овин расстелет низкий дым
И долго под овином
Мы взором пристальным следим
За лётом журавлиным...
О, бедная моя жена,
О чём ты горько плачешь?
Но всё тот же стих "Россия" имел черновик, в котором было
уже предчувствие стиха, последовавшего сразу после цикла
"Родина", - "Новая Америка".-
Твои болотистые топи
Обманчивы, как ты сама;
Там угля каменного копи,
Там драгоценных камней тьма...
А ещё:
Пускай скудеющие нивы
Устелят красным кирпичом,
И остов фабрики спесивый
Твоим да будет палачом.
И дальше о том, как ту, у которой плат узорный до бровей,
которую заманили и обманули, - сосватали, как долго она
не давалась жениху, как смирил он её и прижил с ней сына,
и сын растёт...
И храбрый, воинственный, хотя и постоянно тоскующий и ноющий,
Блок в этих же российских стихах странно близок Гоголю с его
рвущей в клочки воздух Птицей-Тройкой:
И даже мглы - ночной и зарубежной -
Я не боюсь...
Идут, идут испуганные тучи...
Объятый могучей тоскою,
Я рыщу на белом коне...
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
И вот - стих "Новая Америка", с подзаголовком "Россия".
Это не про Соединённые Штаты Америки, а это Блок будущее
России называет Новой Америкой.
Только ль страшный простор пред очами,
Непонятная ширь без конца?...
Нет, не вьются там по ветру чубы,
Не пестреют в степях бунчуки...
Там чернеют фабричные трубы,
Там заводские стонут гудки...
Чёрный уголь - подземный мессия,
Чёрный уголь - здесь царь и жених,
Но не страшен, невеста, Россия,
Голос каменных песен твоих!
Мне чужда постоянно слезливая нотка в представлении о России.
Уж если Россия, то ширь и обязательно тоска!
Я знаю, что деревянные дома от дождей и времени сереют и чернеют.
Я знаю, что долгая осень покрывает голубенький небосвод серыми
красивыми облаками. И голые берёзы и рябины не вызывают чувства вины.
Единственное, чем я не довольна в мироздании, что Господь Бог не создал
Землю с уже готовыми каменными, усыпанными галькой дорогами.
Не позаботился о том, как будет передвигаться по ней его Образ и Подобие.
Но и удивительно, что в перечне устоявшихся клише о нашей незадачливой,
но любимой Родине редко с сердечной грустью воспевают наши разъезженные
колеи, полные глинистых луж, или пыльные облака, окутывающие любых
ездоков и делающие их похожими на чёрных арапчат.
Где-то в семидесятых годах мы побывали в Закарпатье.
Там я с удивлением увидела деревни, состоящие из беленьких домиков,
расписанных цветами и листьями. И даже - с вкраплениями в наружные
стены зеркалами - для красоты! Это было непривычным и казалось
непоэтичным. Интересно, каков художественный образ родины -
Закарпатья сложился у тамошних поэтов? - Да, так я всё к тому,
что образ "России, которую мы потеряли", складывается из, в первую
очередь, ещё не отравленных вод, невырубленных лесов и садов,
не взорванных прекрасных церквей, несожжённых усадьб, трудолюбивых
и мудрых крестьян, толковых рабочих, образованных интеллигентных
инженеров и офицеров, красивых женщин во всех сословиях, талантливой
богемы и пр. и пр., но уж никак не из мокрых стогов.
И если где-то в аравийских пустынях живут бедные феллахи среди песчаных
бурь, без воды, с одной лишь верблюжьей колючкой и перекати-поле в полях,
то это не вызывает слёз умиления и щемящую любовь, а совершенно точно
скажут, что так и надо, так и Аллах повелел.
А вот не поленюсь перепечатать большой абзац из Бунина:
"Темнело и - загорались огоньки, казалось, что в избах мирно, уютно.
И неприятно чернела только тёмная изба Серого. Она была глуха, мертва.
Если войдёшь в её тёмные полураскрытые сени, почувствуешь себя на пороге
почти звериного жилья - пахнет снегом, в дыры крыши видно сумрачное небо,
ветер шуршит навозом и хворостом, кое-как накиданным на стропила; найдёшь
ощупью покосившуюся стену, отворишь дверь, встретишь холод, тьму, чуть
мерцающее во тьме мёрзлое окошечко... Никого не видно, но угадываешь:
хозяин на лавке, - угольком краснеет его трубка; хозяйка, - смирная,
молчаливая, с придурью баба, - тихонько покачивает повизгивающую люльку,
где болтается бледный, сонный от голода рахитик. Детишки забились на чуть
тёплую печку и что-то шопотом рассказывают друг другу. В гнилой соломе
под нарами шуршат, возятся коза и поросёнок, - большие друзья. Страшно
разогнуться, чтобы не удариться головой в потолок. Повёртываешься тоже
с опаской: от порога до противоположной стены всего пять шагов".
Это из повести "Деревня".
Можно ли поэтизировать это?
И я ни минуты не пожалею, что сейчас умирают, уходят в землю все
подобные избёнки, покосившиеся заборы, сгнившие сарайки и прочее.
Пусть они гниют, рассыпаются в прах, честное слово - не жалко.
Я вижу, что кое-где по сёлам строятся хорошие крепкие кирпичные дома.
Не знаю, крестьянские ли они. Но в двадцать первом веке как-то не
хочется думать, что символом России по-прежнему остаются тощие да
нищие нивы, покосившиеся заборы, лужи да крапива с лебедой. И т.д.
Не знаю, сумела ли я точно выразить свою мысль.
Т.
От кого: Алла Гозун
Кому: Тамара
Дата: 19 Сен 2009 14:14:48
Тема: Re:Сестра Гримм
Сестра Гримм приветствует Вас!
Знать недаром вспомнила я этот богом забытый стишок - как будто дернула
Шапочка Шарлевна Перро-Красная за веревочку - дверь и отворилась - вот
только вместо бабушки за дверью оказался Серый Волк, которому не нужны
были ни пирожок, ни молоко, а нужна ему была Красная Шапочка, да только
Красная Шапочка оказалась не промах и, почуяв беду неминучую, стала
она читать Серому Волку свои стихи, отчего Серый Волк околел ещё до
прихода пьяных охотников, которые, по причине голода, заодно с волком
сЪели и креативную Шапочку Шарлевну Перро-Красную.
С уважением,
Сестра Гримм.
Это всё хохмы-хохмочки, а если честно, то мне понравилось ваше эссе,
более того, мысль о том, что пусковым механизмом для его написания
явился мой вялотекущий стих, даёт мне повод повысить свою внутреннюю
самооценку, и, более того, - я с удовольствием разместила бы это эссе
как рецензию.
От других мне хвала, что хула.
От тебя и хула - похвала.
Если мне моя благоверная память не изменят -кажется так.
Ну да ладно.
Я ведь и сама не люблю таких слезливых стишков.
Кстати, в этой редакциия я его ободрала, как липку, в смысле,
убрала половину слов. Теперь надо убрать и вторую половину.
Оставить только заглавие - "да и ступай считать вёрсты, пока не
зарябит тебе в очи". - Кажется так.
- Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? -
Между прочим, Юзу текст понравился, а ведь у него на "липу"
собачий нюх.
Первое время, я показывала ему кое-какие вещи, и он проходился
по ним "рукой мастера", говоря - это - хорошо, а вот это надо
убрать к такой-то матери. Не надо растекаться словами вширь, -
говорил он, - надо копать вглубь, потому что истина в глубине.
21-го у него юбилей - 80лет. - Не могу до него дозвониться -
или уехал, или прячется ото всех. Мы с ним приятельствуем 11лет.
Помню, как с первых слов первого телефонного разговора -
я "шестым чувством" ощутила его мощную харизму.
Ваша
а.
И ещё мне вспомнились стихи Георгия Иванова:
Мне больше не страшно. Мне томно.
Я медленно в пропасть лечу
И вашей России не помню
И помнить ее не хочу.
И не отзываются дрожью
Банальной и сладкой тоски
Поля с колосящейся рожью,
Березки, дымки, огоньки...
1956
From: Tамара
To: Алла Гозун
Date: Mon, 21 Sep 2009 12:57:20 +0700
Subject: Маски Осени.
Дорогая Алла!
Каждый человек, народ, государство создаёт свой миф, свою сказку
о самом себе. Маска прирастает, становится лицом, и мы уже и сами
не знаем, что мы такое. Единственнон лекарство - посмотреть на себя
с точки зрения природы, да и тут моделируем, как можем.
Так что с самоидентификацией у человека слабО.
Ёрзаем на стуле, как перед зеркалом или перед фотообъективом, стараясь
принять ракурс и позу повыигрышнее. Пока собственный взгляд на себя,
страну, мир не высказан, он нас устраивает, но как только мы пытаемся
СЛОВО сказать, так и вписываемся в эту сказку с одного или другого боку.
Всё это происходит здесь и сейчас, везде и всегда. Так что мой последний
опус скорее не на тему Вашего стиха, а просто взгляд из одиночной камеры
без трёх измерений.
Ваши же стихи всегда пластичны, красивы и гармоничны, как балет.
И всегда - это Подарок! Как сегодня... Спасибо!
т.
От кого: Алла Гозун
Кому: Тамара
Дата: 21 Сен 2009 17:31:25
Тема: Re: На блузке вырез, юбка клёш и жалит сердце змейка-брошь...
Тамара! Золотая!
Да ведь я так и подумала, кажется, написала даже, что этот стих просто
пусковой механизм того, что Вы написали и написали, как обычно, прекрасно!
На одном дыхании.
Насчет ракурса и поз, которые мы принимаем даже при наличии отсутствия
зрителей - это Вы в самую точку. Попали.
А в полутемном кинозале
Вы просто руку мне пожали...
А.
Аккордеон играет вальс
Аккордеон играет вальс -
Я не танцую.- Я жду вас.
Вы быть сегодня мне обещали,
Но обещанья вы не сдержали
На блузке вырез, юбка-клёш
И жалит сердце змейка-брошь, -
Что быть сегодня вы обещали,
Но обещанья вы не сдержали
Летят аккорды из-под крыш
И взять меня с собой в Париж
Вы обещали, вы обещали,
Но обещанья вы не сдержали
Ночной Париж - Кафэ Шантан
Эдит Пиаф и Ив Монтан...
Вы обещали, вы обещали,
Но обещанья вы не сдержали.
А может быть всё это сон,
И не играл аккордеон –
Вы никогда здесь не бывали
И ничего не обещали
Не в этой жизни, а в другой
Вы были так милы со мной,
И быть в прошедший выходной
Вы обещали, мне обещали.
Мечта моя - ночной Париж,
Ты яркой бабочкой летишь...
А в полутемном кинозале
Вы просто руку мне пожали.
http://music.lib.ru/g/gozun_a_a/