жизнь нас...

 
 
Зелёный с чуть синим отливом жук сидел на белоснежном, удивительно красивом цветке, росшем на пруду, в окружении белеющих тут и там на водной глади пятен таких же цветов. Даже не так. Цветок был не удивительно красивым, а необычно удивительным и красивым. Необычным этот цветок был тем, что в центре его располагалась некая раковина с покатыми и гладкими краями, внутри которой собиралась дождевая вода. Края этой чаши выворачивались наружу и сообщали свою завитую форму цветочным лепесткам, что, курчавясь, облепили внутреннюю раковину цветка и совсем скрывали её от постороннего взгляда, словно некое миниатюрное священное озеро.
Жук случайно обнаружил эту купель, надёжно хранимую лепестками, как стенами храма, и теперь сидел на её краю, задумчиво глядя внутрь. Он рассматривал погибших насекомых, которые утонули, упав в наполовину наполненную дождевой водой чашу цветка и не сумев выбраться оттуда. "Да, из такой ловушки не выкарабкаться," - размышлял жук. - "Раз попал, пиши - пропал".

Перестав интересоваться цветочным склепом, жук отвернулся от него и посмотрел на ясное ночное небо, беспредельно рассыпавшееся звёздными искрами. Это, и без того бесконечное, число ярких да едва заметно мигающих огоньков ещё и множилось отражением в тысячах сегментах сложных глаз жука. Он любил смотреть на небо. То ли оттого, что небо, взамен возможности любоваться им, абсолютно ничего не требовало, а дарило своё откровение всем одинаково, то ли оттого, что оно своей глубиной намного превосходило одиночество жука и было способно вобрать его, растворить в себе - жук любил небо.
 Одиночество. Жук много размышлял над таинственной природой такого распространённого и в то же время уникального чувства. Одинокими рождаются или становятся, унесёнными от приятия себе подобных многообразием  хитросплетений жизни, её течением?

Вспоминая себя, жук перебирал хранящиеся в архивах памяти фрагменты жизненной хроники, выборочно запечатлевшей некоторые моменты детства, юношества и совсем недавние события. Вот он, будучи ещё совсем крохотной наивной личинкой, копошится среди своих собратьев, таких же по-детски несмышлёных личинок. Они играют в какую-то игру, смеясь, толкаются и, без малейшей злобы, пытаются укусить друг друга. Казалось, так будет всегда. Вернее, не казалось, даже не думалось, а это ощущение вечности собственного бытия было настолько само собой разумеющимся, что и внимания никакого не вызывало. Да и какое внимание у детей может вызвать вечность?
Дальнейшее их превращение в куколок произошло незаметно, по крайней мере, воспоминаний об этом не сохранилось, и тоже как-то само собой: никто не спрашивал, хотят личинки быть обездвиженными на столь долгое время, или сделают выбор в сторону продолжения своей беззаботной праздности? Скорее всего, именно тогда, когда жук, скованный непонятным оцепенением, пребывал в стадии куколки, к нему впервые пришло одиночество. Ещё совсем неясные, незнакомые доселе чувства обречённости, печали и неизбывной тоски, производили в жуке метаморфозы намного более серьёзные, чем те, что происходили с его телом.
Наконец, относительно недавно, из куколки вышел совсем уже взрослый жук, имаго. Невозможные, казалось бы, перемены произошли с ним и его ровесниками. Они совсем не проявляли друг к другу интереса, за исключением противоположного пола, а их игры превратились в жестокие драки за право быть объектом внимания очаровательных самок.
 
Мотнув головой, жук стряхнул накрывший его полог задумчивости, вздохнул и, расправив крылья, взлетел с цветка, устремляясь в ночную свежесть лесного воздуха. Едва не столкнувшись с ним, мимо неспешно прожужжала семейная пара жуков, увлечённо беседующая о чём-то. Глядя им вслед, жуку пришла мысль о том, что он так и не нашёл ту, с которой ему хотелось бы летать точно так же, не замечая никого вокруг, сидеть на цветке и любоваться звёздным небом, искренне полагая, что вся эта красота предназначена только им двоим.
"Эхжжжж!.." - жук сделал мёртвую петлю, поднялся выше и проявляя изрядную ловкость, выполнил ещё несколько сложных фигур в воздухе.
 
Снижаясь, жук без труда узнал тот цветок, который он покинул несколько минут назад. Все остальные растущие на водоёме цветы облюбовали милующиеся пары его сородичей, а на некоторых из них расположились на ночь и по две, три таких пары. Только его цветок в одиночестве тихонько покачивался белым пёрышком на спокойной поверхности пруда. "Хммж.. И ты один", - про себя обратился к цветку жук, коснувшись его лапками и складывая крылья.
 
Заглянув в раковину цветка, ставшей могилой многим неосторожным насекомым, жук сел на край, повернулся к ней спиной и опять принялся наблюдать за завораживающим переливом  мерцающих звёзд. Замерев, он долго сидел неподвижно. Впервые жук смотрел не на небо, а далеко-далеко за него.

В последний раз окинув широким взглядом бескрайнее великолепие  неба - единственную свою ценность, которую он так и не нашёл кому подарить - жук поджал лапки и соскользнул в чашу цветка, выбраться откуда было уже невозможно...