Мой дом с лепниной, угловой,
Как светский лев, с седой главой,
Что весь надушен, напомажен,
По моде минувшей наряжен,
На бал сегодняшний явился,
И бал явленью удивился.
И тут, как крохи-мотыльки,
Вслед полетели шепотки:
"Он мастодонт средь наших дней.
Ему бы выглядеть скромней.
Он так нелеп. Он так смешон."
Да, он наследник тех времён,
Где знать в каретах разъезжала,
А челядь мелкая дрожала
В пролётках пьяных ямщиков.
И из под кованных подков,
Коней всех видов и мастей,
Уж, на совсем простых людей
Летели грязь и крошки льда,
Когда в дожди и холода
Те шли пешком и стороной
В Коломну - край свой островной.
Ну, а Коломна, как ковчег,
Приют давала и ночлег
Ворам, солдатам, проституткам,
Чинушам мелким, институткам,
Ростовщикам и торгашам,
Бродягам, нищим, алкашам.
Тут жили так же и артисты,
Чины полиции, юристы,
Художники и музыканты
И биржевые спекулянты.
Но хоть и рядом все селились,
А по достатку расходились.
Так, бельэтаж и вход парадный
Тому кто сыт и сам нарядный.
А кто бедняк, недоедает,
Тот чёрной лестницей шагает,
Таким жильё - подвал, чердак,
А коли уж совсем босяк,
То есть тюрьма или ночлежка.
Да, жизнь не шахматы, и пешка
В ферзи никак не проходила,
Но что судить о том, что было.
И Бог с ней, с этой стариной,
Тем более, что край родной
Дожил до новых перемен,
Теперь тут царствует нацмен,
А русский люд, он убывает,
Не уезжает - вымирает.
Но никого я не сужу,
По-стариковски лишь брюзжу,
Когда округою гуляю
И перемены подмечаю.
Вот дом, ровесник моему,
Но чтоб не тратить денег тьму
На реставрацию, весь дом
Загородили полотном,
Где дом фальшивый нарисован,
А настоящий забракован
И потихоньку умирает.
Так дом за домом погибает
Коломны прежней красота,
Не та она теперь, не та.
Вот и на Крюковом канале
Теперь признает кто едва ли
В евроуродце, что блестит,
Тот старорусский скромный вид
Особняка, что здесь стоял,
В нём граф Суворов умирал,
О ком молва шла: "Был он хватом,
Слуга - царю, отец - солдатам".
Отвесив прошлому поклон,
Иду неспешно под уклон,
С пролёта Смежного моста,
Его массивная дуга
Два брега Крюкова канала
Навек в единое сковала,
И потому канала нить
Не в силах их разъединить.
А вот с Фонтанки под мостОм
На гидроциклах и с понтОм,
В канал ватага залетела,
Вполне обычное тут дело,
То новорусские гуляют...
Но понемногу затихают
Их крики-вопли вдалеке.
И вижу дом на уголке
Он позаброшен и скучает,
И только ветер, знай качает,
Обрывки штор в его очах -
Разбитых окнах. Дом зачах
И глыбой мёртвою стоит.
О, как печален этот вид!
Он времена другие знал,
Он стольких в жизни согревал,
Но разлетелись, как птенцы,
И жизнь, и годы, и жильцы.
За домом старая ограда,
Она частица сквера-сада,
Ей тоже лет, увы, не мало,
Она изрядно обветшала,
Но и такой напоминает,
(Как странно мысль порой витает),
Моё прошедшее житьё.
Эх, детство дивное моё!
Где я мальчонкой, с детским садом,
В таком же сквере, с домом рядом,
Смеялся, бегал и играл,
А сквер, наш детский ареал,
Ограда-сторож окружала,
Она детей оберегала
От суеты машин, прохожих.
Их столько разных, непохожих,
Тогда по городу стояло,
Их вязь литая украшала
Не только скверы и сады,
Но и музеи и мосты,
И петербургские балконы,
Поэты слали им поклоны
Из странствий, в письмах для друзей.
И я вот в памяти своей
Узоры тех оград храню,
И помню все, и все ценю.
И жаль, что ныне в пустоту
Ограда тратит красоту.
И это душу мне смущает,
Но я не прав, о том вещает
С ограды кроха воробей:
"Чирик-чик-чик, иди скорей,
Дружок, дорогою своей".
За сквером дом в один этаж
И вязь из букв "Шиномонтаж"
Смолой чернеет на фасаде,
А во дворе, как на параде,
Автомашины встали в ряд,
Но я открытию не рад.
Ведь погубил сей Автопарк
Обычный двор, дворовый парк.
Росли тут липы, тополя,
Дышала воздухом земля,
Бабульки на скамьях сидели,
За малышнёй своей глядели.
Тут был фонтан и бюст вождя,
Была и лужа - дар дождя,
Что дети морем называли,
И в ней кораблики пускали.
Да, мне ль не знать о той поре,
Когда в таком же вот дворе
Играл с мальчишками в футбол,
Я был вратарь, и если гол
Ко мне в ворота залетал,
То на судью я налетал,
Кричал: " Офсайд! Игра рукой!
И ты, судья - такой ,сякой,
Другим подсуживаешь, жила,
Давно пора тебя на мыло!"
Мы и другие игры знали,
И нас подолгу мамы звали,
Крича вечернею порой
В окно иль форточку: "Домой!"
Мой двор - последствие войны,
Два дома были снесены
Разрывом бомбы в дни блокады,
Чему, хоть жуть, но были рады
Жильцы оставшихся домов.
Они из тех развалин дров
Себе блокаду всю рубили,
Ведь те дома из брёвен были.
Но мы не смеем им пенять,
Нам их страданий не понять.
Там смерть и жизнь ходили рядом,
И мы сегодня, мирным взглядом,
Нюансов тех не разглядим,
Так что, давайте помолчим.
Война прошла, град возрождали,
И зелень, где могли сажали.
Вот так и вышел из руин
Мой дворик-парк, и не один
Такой тогда на свет родился,
Весь город скверами покрылся.
Где нанесла урон война,
Теперь покой и тишина.
Но это ночью, а вот днём
Ходили стены ходуном
От ора местной детворы.
Ах, ленинградские дворы!
Мы в сердце нашем их носили,
И если взрослые просили
В озеленении помочь,
То все дела летели прочь,
И с увлеченьем без награды
Всегда помочь мы были рады.
Вот как-то раз мы рыли ямки,
А у меня порвались лямки,
И соскользнули вниз штаны,
И сразу стали всем видны
На трусиках моих заплатки.
В те годы этакие латки
За повод к смеху не считали,
Но в этот раз друзья заржали,
А по щекам моим бежали
Обиды слёзы в два ручья.
Спасибо, бабушка ничья,
Что без семьи век доживала,
Она в войну всех потеряла,
Ребят словами приструнила,
Меня же в гости пригласила,
Недолго рылась в сундуке,
Нашла трусы, что о внучке,
Как память горькую хранила,
Меня в них молча обрядила,
И лямки мне к штанам пришила.
А на прощанье разрешила
Напиться чайного грибА.
Бегом во двор, а там гурьба
Друзей, уж, саженцы сажала,
И надо мной уже не ржала.
Быть может вспомнили про то,
Что сам из них тогда никто
Богатства в жизни не видал,
А про меня-то всякий знал
Что даже нижнее бельё
На мне горело. "Ё-моё!
Не успеваю зашивать!" -
Порой ворчала моя мать.
К тому же, был я не один,
Не одиночка-господин,
Ещё имелись две сестры,
Состав семьи для той поры
Не выдающийся, обычный,
А я к покою не привычный,
Неугомонный был пострел,
На мне любой наряд горел
Соломой в пламени костра.
Эх, где та юная пора?!
Вот потому бельё, одёжку
Нам приносили понемножку
Соседи, папины друзья,
Подруги мамы и родня.
И хоть копейке цену знали
Одежду даром отдавали.
Ну, а негодную для носки
На тряпки рвали и полоски,
Из них крючком, да в две руки
Вязали в дом половики,
Стелили на пол, как дорожки,
И всех детей в округе ножки
Их у себя в домах топтали,
Тогда паласов ведь не знали.
Но что-то бытом я увлёкся
И слишком в сторону отвлёкся.
Так вот, тогда мои друзья
Сажали в ямки тополя,
И через много-много лет
Деревья слали мне привет,
Лаская ветками окно.
Увы, их нет уже давно,
И вся земля двора убита,
Она колёсами забита
До состояния бетона,
Так что не вырвется и стона
Из утрамбованных глубин.
То, чистоган, как господин,
Дворами нашими гуляет
И наше детство убивает.
Не зная, как двору помочь,
Я удаляюсь молча прочь.
Прошёл громаду бывшей школы,
Она закрыта, вижу сколы
На гранях вытертых ступенек.
Страна нищает, где взять денег
И на детей, и на ремонт,
Как будто вновь война и фронт
Сжирают у страны ресурсы.
Но вот афиша, в ней на курсы
Зовёт китайский мэтр Фэн-Шуя
Взрываюсь, "блин"! Какого "зуя"
Фэн-Шуй нам этот изучать?
Иль деньги некуда девать?
Не понимаю! Видно стар,
И как не нужный в деле пар
Меня давным-давно стравили,
Дожитья срок определили.
И я шагаю жизни мимо,
И клюшка - посох пилигрима
Напоминает мне уже -
Пора подумать о душе.
И ёжась, словно от простуды,
Прошёл завод " Металлпосуды".
Пусты давно его цеха,
И, открестясь, как от греха,
Квартал, что минул, озираю.
В уме весь путь перебираю,
И в мыслях взвесив, что по чём,
Я понимаю, обречён,
И от Фонтанки до Садовой
Квартал не нужен жизни новой.
Старо-Никольский мост прошёл
И к месту дивному пришёл.
Тут Грибоедова канал
К Садовой берег свой прижал,
С разбегу Крюков пересёк
И вдаль стремительно утёк,
А место их пересечения,
Предмет туристского влечения,
И Водной площадью зовётся,
И если встать, не где придётся,
А в точке, что для знатоков,
Увидишь сразу семь мостов.
С Никольской церкви пять крестов
Мосты и площадь освящают
И в небе золотом сияют.
Но тот, кто был тут наяву,
Вдруг ощущает "де жавю",
Всё потому, что и кресты,
Собор, каналы и мосты,
И довоенные скамейки,
Что в ряд застыли вдоль аллейки
И лип узорчатый кокошник
Не раз использовал киношник,
Как фон в различных кинолентах.
Он в этих киномонументах
Запечатлел эпохи все.
На этой узкой полосе
Мелькали дамы в кринолинах
И соболиных палантинах,
Гусары с пышными усами,
А повезёт, так вы и сами
Во время съёмок тут пройдёте
И в кадр невольно попадёте.
Но полно охать и вздыхать,
Пора мне к дому, отдыхать.
С мостА налево по Садовой
Иду дорогою знакомой,
До поворота в переулок,
Коломны старый закоулок.
Я здесь живу уж четверть века,
С тех пор, как встретил человека -
Мою прекрасную Людмилу,
И чар её волшебных силу
Не мыслю даже разрушать,
Наоборот хочу вкушать
Любви нектар, не зная бед,
С Людмилой рядом сотню лет.
Но вот, и дом мой угловой.
Ему киваю головой,
В ответ калиткой он скрипит,
Как будто тихо говорит:
"Входи скорей во двор, приятель,
Мой летописец и писатель.
Я много видел, многих знал.
Тут Пушкин с Дельвигом бывал,
Давыдов здесь кутил с друзьями.
Я видел, как везут санями
По льду в опалу декабристов.
А скольких, друг мой, знал артистов!
Я был три раза перестроен,
Ну, а в блокаду, словно воин,
От бомбы вражьей пострадал,
Когда приют надёжный дал
Моим жильцам в моём подвале.
Тебе о них теперь едва ли
Расскажут то, что видел я.
И это счастье для тебя.
Так что, готовь перо, писатель,
И знай записывай, приятель.
Юрий Антонов
2010-11 гг