Бездна миротворчества (отрывки из поэмы)
Белый флаг. Померкший щит Давида,
Синий, как пощёчины печать…
Белый флаг – и чёрная обида,
В горле спазм – ни взвыть, ни закричать.
Спрячь, солдат, поруганную гордость.
Выстрел вверх… слезинка на скуле…
Вновь почтил ты, сумеречно горбясь,
Прах убитых, преданный земле.
Но слукавит тот, кто, их оплакав,
Сокрушённо вымолвит «война»…
Нет войны! А просто – вурдалакам
Кровь сограждан в жертву отдана!
Преданы земле? Сказать бы проще:
Преданы! Зачем притворства дым?
Ведь и землю ту, что нынче топчем,
Мы кровавой стае отдадим.
Отдадим… но вестником геенны,
Серым, серным – времени под стать, -
Пепел нашей чести убиенной
Будет нас, предавших, осыпать…
Чести нет… Но ненависть хмельная
Есть ли в нас – за зло, за боль, за ложь?
Даже раб за муку проклинает:
Ведь и рабья кровь – не рыбья всё ж…
Всеми загнан, жалок и осмеян,
Чтит и трус извечный тот закон:
Он отмстить, конечно, не посмеет,
Но мечтать о мести – будет он!
Но увы! И ненависти тоже
Чужды, словно призраки без тел,
С бешеною стаей мы – о Боже! –
Мира жаждем! Флаг упрямо бел!
Мертвенно он бел – мы просим мира,
Не пылает ярости свеча,
Словно нашу кровь враги-вампиры
Впрямь пожрали, лакомо урча…
Мы – сама эфирность неземная;
Мы прощаем всё… проклятий нет;
И пожата лапа та чумная,
Что в крови детей… иль стёрся след?...
Ненависть за кровь – завет и бремя
Всем, в ком зов родства… иль он погас?...
Это долг. Кто хочет быть добрее,
Не живёт – вершит самоотказ.
Видно, впрямь без дна терпенья чаша,
Мы смиренней кукол восковых;
Мы гуманны – вот кликуха наша!
Мы живём, презрев закон живых…
И ухмылку жабью шлёт с экрана
В клетчатом своём сатанозверь…
Нет страны! Одна сплошная рана –
Вот и всё, что есть у нас теперь…
-------------------------------------
Почему – в висках стучит до боли, -
Нас топча, жиреет, точно спрут,
Враг любой, лишь бросить соизволит
Лживо и надменно: «Пусть живут»…?
Почему лишь мы – не те вампиры, -
Ёжась, словно раб перед битьём,
За обман, за лживый призрак мира
Землю, честь и душу отдаём?
Почему – пусть скажут свитки грамот,
Мудрых книг затёртые тома, -
Им – ни страха гибели, ни срама,
Нас – под суд… и ставка – жизнь сама?
Почему – спрошу у всех империй, -
Наш – не тех, кто мучил, резал, жёг, -
Шанс на жизнь – и тот нетвёрд, неверен,
Словно взят у смерти под залог?
Почему – ответьте мне, державы,
Чья горда властительная стать, -
Их – и всех, - на жизнь бесспорно право,
Можно нас – лишь нас, – не признавать?
Почему – ответь мне, глупый глобус,
Пёстрый шар, людская колыбель, -
Нам – не им, - вина, подсудность, робость,
Им – не нам, - всесилья пряный хмель?
По чьему закону и реченью
Можно нас… а их – не смей, не трожь;
Им – не нам, - победы предвкушенье,
Нам – не им, - затравленности дрожь?...
Кто б твою, история, косую
Вправил длань? Иль вправду твой указ,
Что кровавый зверь ненаказуем,
Если только зверства – против нас?...
Доброты вселенской сладкопевец,
Гуманист! Смотри – не прячь чела, -
На врага, что злобой дышит пенясь!
Всё ль ещё ты добр, как был вчера?
Глянь вокруг – всемирный суд вершится
Меж врагом и нами; ну, так что ж,
Как блаженный – пенья райской птицы,
Всё ль ещё оттуда правды ждёшь?
И в закон, единый для народов,
Веришь ли ещё? И в братства миф?
Или, и узрев, что всеми продан,
В жертву рвёшься, дальних возлюбив?...
Всё ль ещё твердишь – в сетях обмана, -
Что чужой иль свой – тебе не в счёт,
Что стоишь за всех… Что негуманно –
За семью, за землю, за народ?
Всё ль ещё твой долг универсален,
И, свечу вселенскости неся,
Так ты добр ко всем под небесами,
Что вот-вот взлетишь на небеса?...
Если да – нам не о чем с тобою
Толковать. Исчерпан слов запас.
Двигай к бездне тихою стопою:
Финиш – там. Твой путь – самоотказ.
Если ж гнев живит и будоражит
Плоть и кровь – стряхнув усталость с плеч,
Слушай дальше. Ясен облик вражий,
А теперь – о нас, товарищ, речь.
---------------------------------------
Вот вокзал. Подходит электричка.
Спят старушки, школьники галдят.
День как день… но меньше, чем обычно,
В увольненье едущих солдат.
День как день, но в парке и у школы
Патрули усилены вовсю…
Взлом? Налёт? Облава? Полно, что вы –
Улыбнитесь! Праздник на носу!
Так живём мы, к празднику готовясь:
В гости к нам, совсем как дед Мороз,
Входит страх… Причудливая повесть –
Жизнь в стране прапрадедовских грёз…
Вот аэропорта зал предлётный
Близ Парижа, Рима иль Москвы…
Рейс не скоро. Стайкой беззаботной –
Кто в кафе, кто в бутик… но не вы…
Ну, а вам, сограждане, куда же?
Вам – гуськом в багажное крыло,
Где, вздохнув, таможенник прикажет:
«Опознать извольте барахло…».
Злись не злись – так надо. Прав служивый.
Вас самих, не правда ли, томит
Страх – быть может, нелюдем-вражиной
В самолёт подброшен динамит…
Вот телеэкран. Заставка блёкнет.
Новости… Сюжет, увы, не нов:
«В спину нож… диагноз средне-лёгкий…
Биржа… спорт… погода… добрых снов…».
День как день… Хороший день, точнее:
Нож – не мина. Ранен – не убит…
Нам про взрыв – мы всё ещё мрачнеем;
С тем, что режут – свыклись. Это – быт…
Дайте срок – и бомбы станут тоже
Нашим бытом… сутью бытия…
Пассажир, водитель и прохожий –
Кто теперь? Кто завтра? День спустя?...
Женщина в окне, за зыбкой шторой –
Ждёшь… Тревога терпкая в душе –
О любимом, призванном на сборы,
Об ушедшем в садик малыше.
Ветеран, в чьей памяти – Блокада,
Подмосковье, Курск иль Сталинград,
Ты боишься, воин, - врать не надо, -
За детей… за близких… за внучат…
Пассажир, водитель… ребятишки,
Что, смеясь, за вафлями к ларьку, -
В ясный день довериться затишью
Не спешите… Будьте начеку…
Так живём мы, взрослые и дети,
Вот такая выбрана стезя:
В нас зверюга бешеная метит.
Можно ей… а нам её – нельзя…
Нет всесокрушающего мщенья,
Есть – миропоклонничества блажь…
Это – не шальное сновиденье,
Это – быт! Кошмарный. Дикий. Наш.
Быт людей, чья суть – не гимн, не знамя,
А нутро, - приемлет подлый глас:
Так ни с кем нельзя… но можно – с нами;
Так никто не должен… кроме нас…
Быт людей, чья суть – в глуби подкожной, -
Вторит в лад, покорствуя клейму:
Так ни с кем нельзя, но с нами – можно,
Было так, и будет по сему.
----------------------------------------
Над страною – тьма. И, скалясь криво,
Алча жертв утробой неживой,
Под кошмарный гимн медоточивый,
Не у диких – здесь, не чей-то – свой,
Встал кумир… И прочат нас в поживу,
И стократ бесстыж эфирный вой.
Мир – кумир кукующих кикимор!
Вдосталь жертв: ведь капище – страна!
Иль поверим спятившим факирам,
Что твердят: змея укрощена?
Люди, впрямь ли разум нас покинул,
И в мозгу – дурмана пелена…
Миролюбец, слышишь: бомбы мечет,
Поит кровью щупальца и рты
Нами же отпущенная нечисть!...
Что ты скажешь? В ужасе ли ты?
Иль не видишь (кто ж тебя излечит?),
Что глаза у идола пусты?
Мы стоим одни пред вражьей злобой;
На удар, на ярость права нет.
Нам нельзя. Наш меч изъят и сломан.
Сломан – кем? И кто изрёк запрет?
Демо… кто доскажет это слово?
Букву вставьте: демон – вот ответ!
Демон… он замыслил просто, люди:
Миру – корм, кремированным – мрак…
А потом за морем, нежась в блуде,
Выслушают весть, что пал наш флаг…
Иль спасут вас, верите? Иль будет,
Мните вы, умилостивлен враг?
Ну, тогда – дерзай и адской лаве,
Миролюбец, дружбу посули
И, любя гуманность, к вящей славе,
С ней – ты добр, - обитель раздели…
Ты владеть страной своей не вправе?
Тенью стань! Твой нрав – не для земли!
Пусть же тень, удел земной гуманно
Уступив, в бесплотность перейдёт…
Тот, кто жив, развеет смрад дурмана
И тропу смиренья проклянёт.
Жертвой мира – злого истукана, -
Никогда не станет наш народ.
Основная часть этой поэмы написана в 1994 г., когда уже бушевал терактами «мирный процесс»