секстина
Зачем секстина тяжкая Петрарке,
когда легко освоил он сонет?
Что, оный не выдерживает жаркий
накал любви и яркой мысли свет?
Иль для грядущей триумфальной арки
недостаёт блистательных побед?
И то, и это.
Мало их, побед,
весьма честолюбивому Петрарке,
и о подобье триумфальной арки
всплывает-таки мысль.
И мал сонет, -
он просто не вмещает мысли свет,
равно как и накал любовный, жаркий.
Однако же порой закат нежаркий
пригляднее, чем фейерверк побед.
Да и луны неверный бледный свет
порою безрассудно мил Петрарке.
(И для обоих как родной – сонет,
и впору свод любой победной арки).
А радуга сто крат прекрасней арки –
ввергается поэт в восторг, столь жаркий,
что, раскалён, чуть держится сонет…
Ах, всё не то!
Совсем иных побед,
иной любви недостаёт Петрарке.
Совсем иной ему забрезжил свет.
Да, дивнозвучный дальний горний свет
(который, кстати, не выносят арки)
всё более необходим Петрарке.
И остывает пыл сердечный, жаркий,
и тихо меркнет блеск земных побед,
и кажется забавою сонет.
Секстина замещает тут сонет.
Она вмещает этот горний свет,
в котором оседает пыль побед:
и на руины триумфальной арки,
и на любовный пепел, прежде жаркий –
так мнится престарелому Петрарке.