из цикла "Живым и мертвым"
Весна 1827. Белым парусом посмертной маски
Бетховен уплывает навсегда.
Европы мельницы гоняют ветры крыльями.
Летят на север гуси дикие.
Здесь север. Здесь Стокгольм.
Плывут дворцы с лачугами.
Раскалывается на кусочки древесина под взглядами
бездельников у королевского камина.
Между вакциной и картофелем противоречий нет.
Но дышат в городе с трудом колодцы.
Отходы на носилках, как паши на паланкинах,
плывут в ночи по Норребру.
Камни на булыжной мостовой лишь для того, чтоб господа глазели,
как шевелятся задницы мамзелей.
Невидимые весла гребут против течения,
плыть помогая островам.
По старому маршруту открывается движение:
апрель - май - мёдосочащийся июнь.
Еще не время для жары на островах,но двери
в деревнях открыты. Кроме одной.
Отсвечивают скалы с геологическим терпением.
Часы вылизывают тишину, как змеи.
Возможно, это было и не так.
Семейная история об Эрике темна.
Он заколдован был. Прошла сквозь душу колдoвская пуля,
превратив её в калеку.
Однажды был он в городе, где встретился с неведомою силой.
Домой вернулся с раненой душой,с седою головой.
Теперь лежит недвижно на постели.
Орудия труда его в печали на стене.
Не спит и слышит, как шуршат ушами
друзья Луны - летающие мыши.
Силы убывают. Напрасно он пытается сопротивляться
окованному железом завтра.
Бог глубины вскричал из своей бездны:
"Освободи меня и сам освободись!"
Он был разбросан по частям, теперь собрался воедино.
Всё внешнее свернулось внутрь.
Подуло ветром и терновник стал цепляться
за ускользающее солнце.
Времена открылись и видит он калейдоскоп
мерцающих бедою лиц грядущих поколений.
Случайно встретил он мой взгляд,
в то время,когда я бродил
здесь,в Вашингтоне, среди домов - столбов,
следящих друг за другом.
Белые творения в стиле "крематорий",
где нищие мечты становятся золой.
Катился мягкий склон всё ниже,ниже
и превратился незаметно в бездну.
5.07.2011