Пьяный мужик кобылу хлестал,
- Ах, ты паскуда дряхлая стерва!
За что я кормлю тебя,Хоть бы ты здохла!
-Сам бы ты сдох - кобыла молила Кобыльих богов.
- Утром еду ты не получишь, вечером тоже,
- Кости да кожа - уже нету сил,
одинадцатый год как меня ты купил,
А накормить спьяну забудешь,
Зато регулярно слышу я ругань.
-Завтра поедем мы на базар,
Там я тебя старуха продам,
- Хоть бы свершилось уже наконец,
Хоть бы пришел долгожданный конец,
Лучше уж пусть с патрохами съедят,
Чем на мне ездят и матом клеймят.
-Что ты бармочишь там грязная лошадь
Уж не сказать ли мне что-нибудь хочешь,
Вдруг научила язык мой уже
Ну ка скажи: - надоел я тебе?
-Я бы сказала, да только удила,
Давят на нёбо, и прихватило
Мена со вчерашнего холода,
И уморило от голода.
А ты пьян и сыт, и богом забыт,
Чтобы воздал он тебе по делам.
Так про себя говорила кобыла,
Ну а хозяин бутылку с горла,
Выпил и кинул на землю всей силой.
Острый осколок взлетел и вонзился
Прямо кобыле в ее грязный зад.
Кобыла взбесилась и соскочила
Со страху в обрыв, тараща глаза,
Ну а мужик упал и о камень
Треснула пьяная его голова.
С милю бежала, вспотела, остыла,
И возращаясь назад, думала:
Хоть бы не бил, я и так еле жива.
Но не вставал ее старый тиран,
И не слышна его громкая брань,
Кобыла к нему в попыхах подошла,
Нежно кусая его за рукав.
Не шевельнется, и не проснеться,
Больше никто не услышит его.
Услышали боги молитвы кобылы,
И забрали в чистилище вновь,
грешную душу Тирана - пьянчугу.
В басне сей слово не для забавы,
В ней есть намек на народ наш усталый,
И на наездников его лихих,
Те что за деньги казны замоляют грехи.
Чтобы казну эту тратить для чванства,
Или для громково наглово пьянства.
Вскоре услышат и нашу кобылу -
Добрые ангелы, святые силы!
И воздадут по заслугам тиранам.
Там из обрыва, из праха восстанем,
Громкое слово- сильнее знамя,
Вспашем тогда , древний плуг не сломался,
Землю родную, родные убранства.
Счастье и братство, мир и вода,
Чистая вдруг потечет прямо с неба.
В людях проснеться желанье и вера
В Господа Бога и правду народа,
В правду трудящихся, в правду крестьян.