4. Счастливая

Евгения Серенко
               

    Уже половина второго.  Я сижу, укутавшись клетчатым пледом, и жду телефонного звонка.  У  дочки  – раннее утро. Сейчас она проснется – и я услышу такое родное: «Мамочка, здравствуй! Как дела?»  А как у меня дела? У меня все хорошо. С утра приходила Ирина Ивановна, попили с ней чаю, посмотрели телевизор, поговорили об овощном магазине, что недавно открылся напротив нашего дома. Наш дом – особенный. Когда-то  его построили для магаданцев - тех, кто приехал в наш город с деньгами. Конечно, за тридцать пять лет народ поменялся...  Но многие еще живы. Дружный народ, который ничем не испугать – ни высокими ценами, ни болезнями, ничем ... кроме одиночества.  Вот и Ирина Ивановна – жалуется,  что сын редко звонит, а уж когда приезжал,  она и не помнит... а ведь  Днепропетровск не так  и далеко.  И Нина Алексеевна, что приходит каждый  вечер, тоже жалуется. Сын с невесткой то сходятся, то расходятся, а про нее совсем забыли. А я не жалуюсь. У меня замечательные дочки. До одной вообще рукой подать – четыре часа на поезде, а до младшей подальше... Одиннадцать часов на самолете. Но кажется, что она и не улетала. Каждый ее день начинается со звонка ко мне...

   Улетела моя золотая. Не хотела она улетать, боялась меня оставить. А чего  бояться? Да и разве она меня оставила? Вон – звонит каждый день. А через годик и забрать к себе сможет. Там, в Канаде, свои законы. Нужно подождать... «Мамочка, ты только держись! А как к нам прилетишь – мы тебя подлечим! Здесь такая хорошая медицина! Поедем к китайскому доктору – он вообще чудеса творит! Мамочка, милая, ты только держись!..»

  Я и держусь.
 
  Вокруг меня такие хорошие люди! Я вот подумала – и почему это ко мне приходят соседки свои обиды на детей выплакивать? А потом поняла – это потому, что я на своих не обижаюсь... Не на что мне обижаться. Вырастили мы их с отцом – и летите! Живите своей жизнью! Сможем – поможем. Но вмешиваться не будем. Может, потому они нас и любят, что не требовали мы этой любви. Не упрекали ни в чем.

   А у меня все хорошо...

  По даче вот только скучаю... Дочка эти грядки терпеть не могла. «Ну, не хочу я из-за трех килограмм морковки все лето по земле ползать!» А мне нравилось. Выйду на рассвете, когда все еще спят,  вокруг тихо, прохладно... А грядки меня словно ждут. Как живые. Я их и прополю, и полью, и поговорю с ними... Никогда я раньше в деревне не жила, не знала, какая  тихая это радость ... Ты всех знаешь, и тебя все знают. Воздух прозрачный, а тишина такая, что  слышно, как комары звенят... Это не город с грохочущими трамваями... А грозы какие! Молнии – в полнеба! В доме даже стекла дребезжали... Дочка, правда,  очень грозу боялась...  «Похоже, - говорит, - меня в прошлой жизни молнией убило»...

    Ой, плед упал... Последний Сашин подарок. Помню,  приехала дочка в гости, пошли мы с ней в магазин, а там – эти пледы, шотландские, чистая шерсть. Но дорогие...  А когда вернулись и отцу сказали, он даже возмутился: «И вы не купили?»..  А на следующий день сам в магазин пошел и купил два  пледа.  Дочка  в Торонто только два чемодана  взяла, но плед этот – память об отце – тоже взяла. Так и укрываемся с ней одинаковыми пледами...
 
   «Мамочка, -  дочка говорит, -  здесь никто юбки не носит, только брюки. Придется тебе переквалифицироваться»... Да где уж мне! Всю жизнь я дочек обшивала, а теперь я и нитку-то в иголку не вдену... Стоит моя «Веритас», ждет неизвестно кого. Надо бы у Ирины Ивановны журналы взять, посмотреть, как брюки кроить...

   На днях соседка с третьего этажа  заходила.  Ее внуку еще только тридцать, а он уже со второй женой разводится.  Только сейчас, мол, настоящую любовь встретил... Он всегда был, как свечка, говорит соседка,  то вспыхнет, то погаснет... А моя свечка как зажглась много лет назад, так и горит до сих пор... Наверное, в один день мы с ней и погаснем...  Хорошо мы с Сашей прожили! Только как же он рано ушел! Я –то  скрипела всю жизнь, скрипела, а ушел первым он. И ведь не болел никогда... до этой страшной болезни...

   Скоро тесто подойдет. Напеку сегодня пирожков, какие  моя третья дочка любит. Она завтра с группой паломников по Святым местам едет... Странно... я свое детство плохо помню, а вот день, когда маму отпевали, помню до мелочей. А ведь мне всего четыре года было. С тех пор не могу я в Церковь заходить – слезы подступают, и день тот вспоминается...  Стоит у меня старая венчальная икона моих родителей - Николай Чудотворец и Святая Зинаида. Так моих родителей звали – Николай и Зинаида. Сколько же этой иконе  лет? Много! Больше ста, наверное... А с  Николаем Чудотворцем я теперь разговариваю. Спрошу что-нибудь – и словно ответ слышу. Сколько раз я спрашивала, успеет ли меня дочка забрать!? Нет, слышу, не успеет. Ей я об этом не говорю... она так об этом мечтает! И в снах встречу с ней не вижу. А ведь всю жизнь мои сны сбывались...

 Уже без пяти два...
 Сейчас позвонит. Поговорим,  и нужно капусту для начинки порубить – моя третья дочка больше всего пирожки с капустой любит...До сих пор мы с ней друг друга по имени-отчеству  называем, а я ее своей третьей дочкой считаю.  Как улетели мои – так она их мне и заменила. И в магазин, и к врачу, и  на кладбище, и просто поговорить...
Разве могу я  на жизнь обижаться?
 
 Уже почти два.

 Ну, вот и звонок!    «Мамочка, здравствуй! Как дела?»

 Какая же я счастливая!