Та бережность, которая хранит
и никогда публично не очнётся,
не засмеётся и не прокричит,
а про себя довольно улыбнётся,
любому осязанию - подмога,
улыбка благодарности такой:
мы - далеко - ну, прямо, как от Бога,
но вместе мы и день, и ночь с тобой!
Всё оттого, что вместе понимаем,
без слов храним открытия свои
и тихо откровенье в стихах тает -
и не подмечено никем - как фимиам души...
Мы их не раз внимательно читаем
и осязаем настроенье то,
в котором возникали, размещали:
не важно чьё оно - твоё, моё!
Ты много лет ловил,как птиц их в сети,
и много разных душ ты распознал,
но, появившись, я - и на рассвете -
без пуль, сетей, убила наповал...
И откровением совсем повержен,
забыл про сердца стук и про дела,
и настроением своим отметил
весь путь, которым я тогда и шла.
Не сомневаясь, будто-бы играясь,
ко мне придвинулся ты близко так,
но отскочил - обжегшись об себя лишь,
ведь, так разгорячён в пылу ты был...
Не можешь устоять легко на месте,
всё двигаться Вам - день и ночь... Но как?
И вот, уж с неподдельным интересом,
ты распеваешь серенады так и сяк...
Я понимаю. Понимаю! Но не знаю...
Ценю я всё, что одаряет, жжёт, горит;
что - ну, почти что - убивает;
и то, что - оживляет, говорит...
Есть - всё!
Вещанье!
Совершенство
настроя мысли и стиха!
О, Боже,
дай ещё одно блаженство,
поговорить с тобою...
Пусть - издалека...