Войдёшь в свой бор ещё до света
и вдруг поймёшь: пуста… пуста…
что нет души… что не согрета…
что губы – вовсе не уста…
что не любовь, но блажь простая…
что смерть чужая – лишь тоска…
что, даже если кликнут в стаю,
не жаль мне этого куска,
которому зачем-то имя
клеймом вдавили в чистый мозг,
чтоб он спросил, зачем родили,
зачем лепили этот воск,
в котором стержень изгорает
и превращает свечку в ноль.
Ведь даже солнце отыграет
свою божественную роль.
Безмолвен лес. Туман в ложбинах.
На волчьем лыке – росный блеск.
Столб Света, Пустоту раздвинув,
вошёл с Мечом наперевес.
Он все сомнения проверил
и золотые семена
посеял там, где рыщут звери,
чьи неизвестны имена.
В них лишь душа и жизни запах.
А где умрут они – табу.
Они уйдут на дряблых лапах
и лягут в почву не в гробу,
но в шкуре собственной последней
и первой, где не встроен чип.
Не быть бедней им, ни победней,
ломоть земли заполучив.
Никто не будет к ним являться.
Они – самих себя лишь часть.
Не предназначено им – в святцы.
Им без имён на землю пасть.
Я ухожу. Пусть так же пусто…
Но лес становится теплей.
Непревзойдённое искусство
у леса – в душу лить елей.
Не тот, что выжат, деревянен –
умаслить суету сует, –
но от природы безымянен.
Его целительнее нет.
===========================