Камень
последними всплесками путь отмеряя безмолвный,
тянули озерную гладь утомленные руки.
а чайки извечно манили заветным уловом,
но так далеко безнадежные таяли звуки.
уж берег накатывал холодом вечера сонным
голодный приют обещая и жар однобокий
до утренних вскриков кружащих прелюдий оскомных
упрямого скрипа уключин, отдавшихся року….
…застыла звезда на остатке лазурного фетра,
туман набежал непривычно на камень причала.
- Направо забрось, - и порывом нежданного ветра
наполнился парус, и кровь по рукам застучала.
закатную медь зачеканив косыми стежками,
спрямили полет вожаки поднебесных скитаний,
а руки уже разрывали белесые ткани,
вскипела волна, веселились ожившие длани,
последний улов забирая и Рима не чая.
а время вернуло свою непреложность в начало,
и новые чайки навзрыд над пустыней кричали.
керны
Меняет тон осенний метроном,
у водостоков тонкое терпенье,
стекает раньше срока сожаленье,
вбивая многоточия в бетон.
Встревожен клен,
трепещет до коры,
краснеет от надежды и бессилья.
Не унесут с собою
ветра крылья,
привратником оставлен до поры.
Прозрачные,
упрямы, не вольны,
бетоны промеряя звуком верным,
до белых снов в твердыни бьются керны,
до внуков неоконченной войны.
выход
Шлёпают доски губами по лужам,
волнами бьют воробьиное счастье.
Видишь, а здесь убегают наружу,
город и мир разделяя на части.
Без багажа и покой не нарушив
за баррикадами комнат и лоджий,
кто-то, содрав деревянную кожу,
красное море рискнул уничтожить.
Волны срезают у солнца округлости,
бликами греются грани подмостьев.
Где тут Египет на карте премудрости,
где затерялся мечты полуостров?
Пасха
Д-Е-НЬ - хрусталь на небе
М-И-Р окрест лицует
Разбежалось хлебом
солнце с поцелуем
Не послушны губы
улетают ввысь
Мягко гладит кудри
Кто-то сверху вниз
по нотам
Ты ищешь смыслы, я верю в звук.
У каждой двери в чести пароли.
Из тысяч истин найти б одну,
что больше жажды, честнее соли.
Все то же, вроде, а все ж не то
на йоту, пиксель, на взмах, на вечность.
Нас нотной дробью кропит исток,
а страхи время секут картечью.
Рискнешь поверить, что рисков нет,
а воздух – даром как дар, не боле...
Где вереск в небо - купины цвет,
у страхов звезды с погон спороли.
сон в амфитеатре военных действий
стекает темнота с рассветных круч,
вжимает поседевший воздух в камни,
но холоду давно открыты ставни,
и пуст приют.
осколками сургуч еще напомнит о приказах свыше,
настроенная медь пока не дышит
и света ждет дыханием сомкнуть
по свежим партитурам ноты бега,
не верит больше в циферблатов эго
колками перетянутая суть...
басы вступили, рвется неба корд,
и шепот, шепот бьет упрямо в ухо...
за окнами витает небо пухом,
и черные очки поправил лорд.
все те же одиночества глядят
на бег огней в проспектах и глиссадах,
сиренью пахнет или пахнет ладан
за преданных и преданных солдат.
отобраны по возрасту, по вере ли,
приветят или взгляды отвернут...
клаксонят трубы легкой кавалерии,
и мечутся пушинки на ветру.
по-над речкой
Бездорожье морозом лечено,
броды вылудил сизый лед.
По-над речкою ветры встречные,
не разгонишься, вниз снесет.
Замерзает суглинок в инее,
засугроблен прокрустов путь.
Заповедной долины иноки,
кто за бруствер готов взглянуть?
Вновь морозы к железу клеятся,
и вода докрасна жестка.
Что посеялось, в то и верится,
каменеет у флагов ткань…
В душу ломятся ветры чалые,
ели машут ветвями вслед.
Крестят, гонят ли?..
Под причалами
лед трещит.
Есть ли в доме свет?
под липой
Научить бы и врага, и внука
за'долго предчувствовать беду…
Закопала прошлое старуха
в золотом тринадцатом году –
парусиной стянутые строчки,
два ключа, латунный медальон –
на растопку полетят денечки
мятых зим и сорванных имен.
Знала, что минует липу скука,
но и те, и эти пощадят.
Улыбалась прошлому, как внуку,
и читала про вишнёвый сад…
Не сдержала маленьких Икаров
строгость гимназических дверей,
ранец полкового комиссара
ловит катакомбный иерей…
Попеняла отрокам на силу
и ушла проведать свой народ -
на починку дровни выносили –
дым – на звон, зима – на гололед.