Язык мой, враг мой, доводивший до Киева,
до ума, до греха, до каления белого
раба строптивого своего - прости его
за дерзость владенья тобой всецелого,
счастливо-стихийного...
бесценно-бесцельного...
и пусть не вспомнит никто ни строки его -
тебе и ему до того и дела нет.