Полу-танго, полу-голубоглазый койот.
Аббревиатуры приходят и уходят, подштанники остаются засаленными.
Можно ломать руки и в аффектации не замечать, как на сторону съезжает рот,
А можно отбрёхиваться, словно битая псина с серо-буро-малиновыми подпалинами.
Табор уходит в небо, Рабиндранат прикрывает с калашником.
Саламандра сгорает в огне, оставляя нам сетовать о тяжёлой доле ящерицы.
Полнота удовлетворения потребностей приводит к смычке головы лиргероя с телеящиком.
Жаркое лето заставляет градоначальника тяжко фантазировать о грехопадении с попой велосипедистки-падчерицы.
Игра мира, веки полусмежив, ощущает пространство врЕменной/временнОй пустотою яиц.
Вот он, тетерев, квохчущий о хыщниках леса простотою залитых кровью глазниц.
Робеспьер, закончив преждевременно, бежит сдавать контрольную работку.
Монгольфьер, задевший флюгер на голове гондольера, заставляет потовые железы воздухоплавателя выстрелить в праздничную, вышитую крестиком косоворотку.
Синий квадрат заполнен не синим, а всего лишь идеей синего.
Где же набраться энергии заполнять его цветом, каждое мимолётно-бесценное мгновение?
Так же и дом, по самую крышу набравшийся содержания (что твой – портвейна – ремесленник), с места поди-ка сдвинь его.
Так же и я, пришедший к смычке со стулом, столом и текстом, сей-минут дописываемым, как всегда, не могу предоставить читателю удобочитаемое «стихотворение»...