Напропалую веселились гости
под напором музыки и спирта,
а в воздухе выстраивался мостик
невинного,затейливого флирта.
Изысканна была и грациозна,
легка,резва и призрачно-воздушна...
Он понимал,что, рано или поздно,
захлопнется последняя отдушина,
но отвергал несбыточность мечты,
в надежде на ошибку режиссёра,
не зная,что исписанны листы,
где всё расписанно от жеста и до взора,
где места нет, простора для игры,
фантазии, экспромта, импровиза.
Он знал одно - закончится реприза,
и всё провалится в тартарары.
И с вызывающей, насмешливой улыбкой,
взмахнув широким, белым рукавом,
Он Коломбине ветреной и зыбкой
протягивал бокал с отравленным вином.
Игра стихала, музыка стихала,
стекала краска с мокрого лица,
и тишина пре-зрительного зала
была зловеща,ждущая конца.
Ведь всем известно: Коломбина быстро
сейчас подымется,кокетливо уйдёт.
За сценой прогремит хлопушек выстрел,
и смеха залп, и музыки аккорд,
Пьеро всё выпьет, ляжет и умрёт.
Но,что такое? Что-то вдруг случилось.
Бокал разбит и... Мастер негодует.
И в вихре музыки опять всё закружилось,
и весь народ неистово танцует.
И зал взревел, толпа рукоплескала,
лаская слух измученным актёрам.
Толпа она ещё не знала:
Всё, что задуманно Всевышним режиссёром,
должно случиться и случиться скоро.
Опущен занавес, горит луна-дежурка
и надо б отдохнуть, прилечь, поспать.
А в голове настойчиво и гулко:
Ты будешь завтра Гамлета играть,
тебе, мой друг, сегодня подфартило...
И не было слов - только боль,
только страх и боязнь потерять.
И снова судьба предлагает мне роль.
Обязательно надо играть.
А я не хочу! Но таков уж обряд
нашей жизни и впрямь суматошной.
Да я-то что? Играть бы рад,
отыгрываться тошно.