«Неужели вы не видите, какая я?»-
Спрашивала, слёзы утирая,
И сутулясь, шла на каблуках,
С сумочкой поношенной в руках.
В мае море очень не спокойно,
В этот вечер волны вели войны,
И над Севастополем лежало,
Облако тяжёлым одеялом.
Час назад она сидела в шумном баре,
Музыканты рок-н-ролл играли,
Мы тушили выпивкой пожар,
В месте под названьем Ringo Star .
Почему то часто так бывает,
Что людей раскованность пугает,
Она села ближе к гитаристам,
Стала разговаривать с басистом.
И тогда они ей заиграли!
Женщина уж лучше б вы отстали,
Сколько вами выпито бокалов?
Сколько страстных скорчено оскалов?
Все сидят, одна она танцует,
И губами сигаретный дым целует,
Свой стакан, наполнив крепким ядом,
На себя притягивает взгляды.
А на вид ей тридцать, может, сорок,
Она ждёт любви, а не отпора.
«Неужели вы не видите, какая я?»
Говорила, ножкою болтая.
«Почему, меня не замечают?»
Взглядом унизительным смеряют.
В тёплом баре в этот вечер много места,
Но ей стало очень холодно и тесно,
Расплываясь под тянущий звон гитарный,
Она выглядела глупо и вульгарно.
И устав от безразличной колкой стужи,
Папиросу у чужого мужа,
Попросила. Ну а он, с приветом,
Фильтр оторвал от сигареты,
Протянул ей, выругавшись матом,
И опять склонился над салатом.
Она кашляла, но всё-таки курила,
Время скорчилось, мелодия застыла,
Музыканты зачехлили инструменты,
Дождь пролился за окном широкой лентой.
Ничего она не замечала,
Только каблуком о пол стучала,
Ни прямого хамства, ни усмешек,
В царстве замерших на поле пешек.
И готов здесь каждый был признаться,
Дамочке давно пора убраться.
Она сумочку взяла и тихо встала,
Вышла, посмотрев вокруг устало.
И тихонько побрела домой вдоль моря,
Продолжая на ходу с собою спорить.
Ночь прикрыла пледом ствол платана,
Парочки бродили у фонтана,
И читая на экране бегло строки,
Кто-то пел фальшиво в караоке.
Из-за слёз дорогу плохо видно,
Не от грубостей ей было так обидно.
Разобьётся медленно волна.
Этой ночью, снова, спит она одна.
А потом наступит новый вечер -
Никого, кроме случайных встречных,
Только мысль старая кружилась:
«Господи, ну где я оступилась?»