Играла скрипка. Может, и не скрипка.
В вечернем воздухе вибрируя так зыбко,
Плыл звук и запах булки с колбасою.
Все это, странно связано с тобою,
Как и торговка на углу с какой-то гнилью,
В моей душе рождало камарилью
Грызущих мыслей, тягостных видений,
Неясных образов, смурных ассоциаций.
Самой себе внушая не бояться
Грызущих мыслей, тягостных видений,
Неясных образов, смурных ассоциаций,
Глуша позывы самообвинений,
В случившегося сути разобраться
Пытаясь, шла по улице шатаясь.
Вошла в ту комнату. А он сидит на стуле.
Почти спиной. Понурившись. Сутулясь.
Не удивилась. Страх и радость сжали
Тисками сердце. Кинулась вначале,
Но не дотронулась – а вдруг он растворится?
Рассыплется? Исчезнет? На мгновенье
Пусть мой журавль небесный стал синицей,
Да не в руке, не в клетке! На колени
В беспамятстве. Из дебрей подсознанья
Рвались к губам мольбы и заклинанья.
- Так не бывает! – билась я и выла. –
Но Боже! Сделай так, чтоб это было!!!
- Зачем ты меня крестишь? Ты ж не веришь?
Не плачь по мне. Я одесную Бога.
Мы с ним беседуем. Пришел теперь лишь
Я выключить утюг. Еще б немного –
И начался пожар. А ты уснула,
Рассеяна и как всегда нелепа.
Я руку безрассудно протянула
И, как крадет голодный пайку хлеба,
Ладонь схватила, теплую, живую,
И мы держались за руки как прежде.
Един был пульс. Сливалась кровь. Тоскуя
Сплетались пальцы нежно-нежно-нежно…
- Возьми меня с собой – в горячке брежу. –
Все видишь ты. Все знаю я и между
Тобой и мной преграды нет. Ни водки,
Ни похоти, ни денег, ни искусства,
Одно лишь всеобъемлющее чувство
Родства. Единства. Одинокой лодки,
Где мы вдвоем плывем через пространство,
Преодолев земное окаянство
И суетность. Но из моей ладони
Он высвободил руку и глазами
Сказал: «Живи». В мучительной агонии
Затрясся и исчез. И между нами
Четвертое возникло измерение.
Я не свободна, все-таки… - прозрение
Мелькнуло запоздалое. Уходят
Поодиночке все. Один – и бездна…
Кого земные страсти хороводят,
Того тащить отсюда бесполезно.
Свобода есть преодоленье притяжения.
Я – неподъемный груз для привидения.
А кот ушел за ним. И нас покинул.
Как будто душу дома кто-то вынул.
Я часто замечаю после смерти
Твоей, средь повседневной круговерти,
На свой мобильник кинув взгляд случайный,
В симметрии представленное время.
И равных чисел смысл мне ясен тайный –
Ты здесь. Уйдя туда, не сбросил бремя
Земных забот и подаешь знамение
Защиты, оберега, направления.
Да, кладбища полны незаменимых…
Средь истин многочисленных и мнимых
Я эту чувствую кишками, мясом, шкурой.
Хоть сучкой назови меня, хоть дурой,
Я счастлива с другим, и мне с ним лучше.
Да только вот пробоина в каркасе.
Кто ищет приключений, тот получит –
«За каменной стеною», на матрасе.
Да только вот дыра не зарастает,
И сквозь нее со свистом выдувает
Все, что когда-то называлось мною.
К примеру, состраданье. Вдохновенье.
Желание запоминать мгновенье.
И вызываемое полною луною,
Бездумное доверие к карнизу,
К слепому страху тех, кто смотрит снизу.
Из той сквозной дыры в районе пресса,
В два кулака, и с рваными краями,
Тоска моя крутейшего замеса
В пространство льется едкими ручьями.
И разъедает кожу мне снаружи.
Палит огонь прижизненного тленья
И ледяная нутряная стужа
Отчаянья. Раскаянья. Прозренья.