ЗЕМЛЯ и ВЕГА
(Фантастическая четвёртая глава)
— Летим!
— Куда летим?
— Летим к далёкой Веге. —
Посадка.
Взрыв.
И мы в стальном ковчеге.
Спешим в бреду
Космической езды
На праздник основания Звезды.
Летим сквозь ужас
Темноты кромешной
В мир молодой,
Безбрежный
И безгрешный,
Летим
К полузабытым детским снам...
Земные жёны надоели нам.
Всё позабудь.
Все связи оборви.
Кровь остуди.
Угомони смятенье.
Нет, всё же тяготение Любви
Всесильней,
Чем земное тяготенье.
Ночь.
Ночь.
И ночь.
Здесь не бывает дня.
Мы средь миров блуждающих
Повисли.
Чем невесомей тело у меня,
Тем тяжелей,
Тем полновесней мысли.
О, эти мысли!
Как-то невзначай
Сказал “прощай” —
И стало вероломным,
И стало это самое “прощай”
Таким тяжёлым
И таким огромным!
Земля!
Тревожно за неё порой,
Как будто в тесном доме
Без привычки
Детей своих оставил за игрой
И не прибрал,
И не припрятал спички.
Взгляну вперёд —
И дивно для очей:
Бока планет
В космической пустыне
Шершавятся,
Как дыни на бахче,
Клянусь Землёй,
Как золотые дыни!
Там в тишине
Зудит,
Гудит оса...
Всё ближе.
Громче.
В аспидном тумане
Ракета встречная.
И голоса,
И неземные лица на экране.
Блестят зрачки,
Большие, как очки.
Хмельны,
Шумны,
Обличием не стары,
Летят,
Поют...
Куда, весельчаки?
Откуда вы, небесные гусары?
Всё отошло.
И милую не жаль.
Ни перед кем
Не чувствую вины я.
Обида,
Ненависть,
Тоска,
Печаль —
Понятья исключительно земные.
Но нет,
И здесь любовь и боль в ходу.
Где Млечный Путь
С другим сходился Млечным,
Я, ставший между звёзд
Почти беспечным,
Подслушал стон
И подсмотрел беду.
Беда — везде беда,
И стон есть стон,
Земной ли наш людской
Или вселенский.
А стон всё громче...
Ну откуда он?
И этот тихий плач,
Гортанный,
Женский?
И наконец,
Заняв экран большой,
Сначала смутной,
Лёгкой-лёгкой тенью,
Из дальней
Из галактики чужой
До нас дошло
Печальное виденье.
Он умирал.
В скорлупке корабля
Их было двое.
Было только двое!
Он умирал,
Бог весть о чём моля,
Упав в её колени головою,
Она шептала странные слова
И кудри гладила.
Глядел с экрана
Застывший страх,
Почти как у Марьяны
В момент паденья нашего По-2...
Что нужно вам
В холодных безднах тьмы,
Вам, любящим друг друга?
Как нелепо!
Инопланетцы, неужель и вы
Здесь ищете
Свое Седьмое небо?
И я ищу,
И у меня есть флаг
И страстных
И опасных путешествий...
А если умирать,
Я б умер так,
Да, только, только так:
С любимой вместе.
Сородичам земле нас не предать.
Нетленные, орбитою туманной
Мы стали бы звездою безымянной
Летать...
Летать...
Летать...
Века летать!
Но вот и Вега.
Описали круг,
Упали кошкой на стальные лапы.
Долой ремни,
Распахиваем люк,
Бросаем трап,
Спускаемся по трапу.
Нисходим вниз, как на морское дно,
Где всё синё:
И небо и полянки.
Не знающие горя вегианки
В больших цветах
Подносят нам вино.
И девушка,
Заметив, что кипучей
Не смею влагой губы замочить,
Показывает что-то, —
Видно, учит,
Как пить вино...
Меня ли ей учить!
Лепечет что-то...
Ласковым участьем
И нежностью
Не мог я пренебречь.
Как только принял
Звёздное причастье,
Понятной стала неземная речь.
Мой пышный чуб,
Служивший мне до срока
Подмогой в незавидной красоте,
Стал станцией приёма биотоков,
Чтоб говорить
С живущей на звезде.
— Хорошая! —
И слышу, сердце бьётся,
Моё ответным чувством взвеселив.
Всё понимает,
Радостно смеётся
И отвечает:
— Милый сын Земли...
В саду гуляем тихо,
Птиц не будим,
Беседуем без слов,
Вопрос — ответ,
И в полумраке маленькие груди
Томливо излучают
Тёплый свет...
И вот одна,
Светившая округло,
Под жёсткою рукой моей
Потухла.
И я услышал
Крик её стыда,
Немой укор,
В меня успевший влиться:
— О, сын Земли,
Я молодая жрица
В ареопаге звёздного суда.
Мы судим всех,
Забывших о прекрасном,
Мы судим многих,
Кто в земном краю
Не из большой любви,
А из соблазна
Любил,
Страдал
И тратил жизнь свою.
Сказав, ушла.
Молю её:
— Постой! —
Ответ доносит
Чувство мне шестое:
— О, сын Земли,
Мы судим чистотой!
О, сын Земли,
Мы судим красотою!
***
Земля!
Что может быть красивее!
Летел на праздник я...
А тут!..
Ведут,
Ведут,
Ведут Василия
На непонятный
Звёздный суд.
По синь-пескам,
По мхам распластанным
Сто юных жриц,
Красой светя,
Ведут меня,
Земного мастера
Штамповки,
Ковки
И литья.
Красиво,
Как на райской каторге.
Ведут.
Дороге нет конца.
Ведут.
Уже прошло три радуги,
Три арки судного дворца.
На этот раз
Пред хитрой карою,
Должно быть, так заведено,
В цветке подносит мне вино
Старуха старая-престарая:
— Испей! —
И, тронутый поблажкою,
Пью — отливает кровь от щек.
— Что ощущаешь?
— Старость тяжкую. —
Старуха рада.
— Пей ещё. —
И показала мне овальное,
Оправленное стеклецо,
И отразила гладь зеркальная
Моё потухшее лицо,
Глаза холодные,
Уставшие
Под жалкой вывеской бровей.
— Что жаль?
— Жалею дни пропавшие,
Любовь, не ставшую моей.
Всё, всё жалею,
Что непочатым
Оставил на земном пути... —
Она раскрыла двери створчаты,
Сказала:
— А теперь иди.
У молодого мало жалости,
Что юным приговор судьи.
Теперь ты старый,
А у старости
Сильней раскаянье.
Иди!
* * *
Земля!
Страшны суды вегейские!
Тебе ль, мудрующей в труде,
Передавать дела судейские
Чужой,
Неласковой звезде.
Меня обидели, ославили,
Меня до времени состарили.
Так вот зачем вино я пил!
В тяжёлом непривычном шаге
Через порог переступил
И отступил
В невольном страхе.
В кругу,
Куда меня ввели,
Увенчанного сединою,
Сидели женщины Земли,
Любимые когда-то мною.
Боль.
Жалость.
Страх.
Усмешка уст.
На лицах некогда любимых
Так много отразилось чувств
И схожих
И разноречивых.
Из всех,
Любивших допьяна,
Из всех,
В любви неопьянённых,
Из всех судивших
Лишь одна
Глядела на меня влюблённо.
Как в ту весну,
Как в том саду,
Как в ту прощальную беседу:
“Когда ни позовёшь — приду,
Куда ни позовёшь — приеду!”
Как в ту весну,
Как в том саду,
Как в пору клятвенного пыла.
Не звал.
Примчалась на звезду.
Обиды, горечь —
Всё забыла.
Примчалась
И свою печаль
Переложила мне на плечи.
Тех, кто забыл меня, не жаль,
Им легче,
Той вон, рыжей, легче.
Не смейся.
На Земле ругай,
А здесь убитому тоскою
Усмешкою не намекай
На унижение мужское.
В ту ночь
К костру твоих волос,
Светивших искорками всеми,
Я муки робости принёс
И нежности большое бремя.
В ту ночь не понимала ты,
Что счастью
Более, чем скупость,
Мешает легкая доступность
И постижимость красоты.
Минуты первой не порочь,
Я за неё стыжусь не очень,
Ведь судят не за эту ночь,
А судят за другие ночи.
За те,
Развеявшие страх,
Когда, укрывшись темнотою,
Всё чистое и всё святое
Сжигал я на твоих кострах.
Среди сидящих предо мной
В прохладе синего тумана
Ищу глазами:
Где Марьяна?
И слышу голос неземной:
— Сюда, чтоб суд тебя судил,
Могли явиться по условью
Лишь те,
Которым ты платил
Ненастоящею любовью.
В покои судного дворца,
Согласно правил,
Были вхожи
Лишь те,
Чьи юные сердца
Ты в лучших чувствах обнадёжил...
И кто же я,
Какой ни есть,
Заспорил на звезде, как дома:
— Но почему и Дина здесь,
Сама ушедшая к другому?
Она же счастлива, любя?
— Да, — отвечали мне игривей, —
И всё же, не познай тебя,
Была б она
Ещё счастливей.
Вмешалась
В сумерках ветвей
Обиженная мною жрица:
— Ей память о любви твоей
Мешает счастьем насладиться.
А та сидит, потупив взор,
Не веря в то, что я преступен.
Ей наш эфирный разговор
Был совершенно недоступен.
Ах, Дина, дело не в словах.
Как быстро ты,
Меняя бусы,
Прическу,
Блузкой в кружевах
Приладилась к иному вкусу.
Вином, испитым мной до дна,
Бедой и муками терпенья,
Была способность мне дана
Её подслушать откровенья:
— Как я обязана душой
Ему, несчастному такому,
Ведь от его любви большой
Зажглась моя любовь к другому.
Слепой, мне хорошо жилось,
Но вскоре поняла его я.
Он был со мной
Как добрый гость,
Даривший счастье гостевое.
И стали страсть во мне гасить
Стыда и скованности муки,
Как будто в праздник
У подруги
Взяла я платье поносить...
Всё ж ревности не утая,
Подумала тепло и страстно:
“Где ты, стыдобушка моя,
Набегал этих,
Всяких-разных?!”
И сам дивлюсь...
Соседка Дины,
Нежна за двух,
Дерзка за двух,
Не пощадив мои седины,
Заговорила прямо вслух:
— Какие-то мечты, проблемы...
Ты всё искал,
То тих, то зол.
И вот перед тобою все мы!
Что ты искал?
Что ты нашёл?
Вот все мы. Все.
Окинь глазами.
И ты, чьё имя берегу,
Всю жизнь мотался между нами,
Как в заколдованном кругу.
Вот все мы с жаждою зачатья,
С мечтою в бабьем подоле,
Одною тайною печатью
Заверенные на Земле.
Когда бы я не испугалась
Нечаянных житейских гроз,
Уже давно бы сын твой рос
И утешал бы твою старость.
Скажи мне, что ты приобрёл,
Когда по снегу,
По бурану,
Пренебрегая мной,
Побрёл
Искать какую-то Звездану?..
О, имя,
Сколько света в нём!
Перед зарею ли,
В ночи ли
Меня с ним, помню, обручили
Ещё в младенчестве моём.
Звезда на небе отгорит
И скроется среди тумана,
Мать скажет:
— Вон к тебе летит
Твоя красавица Звездана.
Звездана,
Слышишь ли, родная,
Как, принимая дерзкий вид
И о тебе напоминая,
Земная женщина мне мстит.
Умру,
Не встречу,
Не узнаю,
Бледнея, не прижму к груди.
Землей и Вегой заклинаю:
Приди ко мне!
Приди!
Приди!
Вдруг лестница...
И с высоты
Спешит Звездана.
Ниже...
Ниже...
Уже близка,
Уже я вижу
Давно знакомые черты.
Вот туфельки сняла
И к нам
По ступеням
Спешит спуститься —
Так к уходящим поездам
Спешат,
Чтоб ехать
Иль проститься.
Померкла красота земных,
Но нет обид и нареканий.
Всё, всё,
Что нравилось мне в них,
Теперь слилось в одной Звездане.
И вот она.
Конец погоне.
Я нежно взял в полукольцо
Своих натруженных ладоней
Её небесное лицо.
Я взял его, чтоб надивиться
В награду за любовь и труд,
Как воду из ручья берут,
Когда хотят в пути напиться.
Любовно глядя мне в глаза,
Ресницы сизые смежала.
На девственных губах дрожала
Скупая звёздная роса.
И вдруг почувствовал смущенье,
Как перед дочерью родной:
Да, грех любви её со мной
Грехом бы стал кровосмешенья.
А я ведь гордый,
В дни страданья
Её придумал для себя.
Она мечты моей созданье,
Душа моя
И плоть моя.
Я отдал годы.
С каждой тратой
Она мне делалась родней.
И вот всё отданное ей
Теперь становится преградой.
Ах, раньше б!
Прежде трата сил
Меня с мечтой не так роднила.
— Скажи, родная, — я спросил, —
Что ж раньше ты не приходила?—
Всё поняла.
Затосковала.
— Пришла б, —
Сказала дочь Звезды, —
Но у меня недоставало
Какой-то маленькой черты.
Была бы я чуть-чуть иная
Без этой чёрточки одной, —
Её искал,
Теперь я знаю,
Какой-то юноша земной...
Черты
Жемчужинками в море
Я для тебя искал, мечта.
Мне обошлась в громаду горя
Твоя последняя черта.
Ошибся раз — и стан твой гибок.
Ошибся два — и ты умна.
Ты из цепи моих ошибок
И заблуждений создана.
Найду любовь и не поверю,
Несхожести не потерпя.
Что было для меня потерей —
Находкой было для тебя...
Уже огни на Веге гаснут,
А мне неведомы пути.
Ты так светла,
Ты так прекрасна,
Пройди со мною,
Посвети!
* * *
Земля моя,
Моя родная Русь,
Везде с тобой
Моё земное сердце.
Неужто я,
Когда домой вернусь,
Услышу плач
И стоны погорельцев?
Земля моя,
Тревожно мне порой,
Как будто в тесном доме
Без привычки
Детей своих оставил за игрой
И не прибрал,
И не припрятал спички.
И потому
На небе на Седьмом
Тревожусь я делами цеховыми,
Ведь мы на самолёте боевом
Кроили крылья
Слишком голубыми.
Истратив звёзд
Запас словесный,
Я разговаривал с родной
И поверял душе небесной
Сомнения души земной.
Я говорил:
— Здесь вянет тело
Перестоявшею травой.
Летим домой.
Мне нужно дело,
Я человек мастеровой. —
И даже в грусти безотрадной
Её не тронула мольба.
— Будь счастлив! —
И рукой прохладной
Горячего коснулась лба.
— Прощай...
— Постой, моя краса!
— Нет,
Я не для судьбы житейской. —
И скрылась,
И в ночи вегейской
Светили мне
Одни глаза...
Очнулся.
Цех гудел в горячке.
Слепой,
Ещё во власти снов,
Я поднял голову от пачки
Дюралюминьевых листов.
Ещё любимый голос слышал.
Был поздний час,
И, как всегда,
В пролёте застеклённой крыши
Всё та же виделась звезда.
* * *
Что сон?!
Фантазия!
Наитье!
Но станет жизнь вдвойне ясна,
Когда реальное событье
Ворвётся продолженьем сна.
Гагарин!.. Юрий!..
В счастье плачу,
Как будто двадцать лет спустя,
Отбросив тяжесть неудачи,
Взлетела молодость моя.
Всё близко сердцу.
На планеты
Как будто я и впрямь летал.
Скажи, горячего привета
Мне там никто не передал?
И не стыжусь,
И не краснею,
Что ты, свершая свой полёт,
На двадцать лет пришёл позднее
И на сто лет уйдёшь вперёд.
Мы люди разных поколений,
Но на дороге голубой
Я рад всем точкам совпадений
Моей судьбы
С твоей судьбой.
Чем круче хлеб,
Тем жизнь упорней.
Я рад, что мы с тобой взошли
От одного большого корня
Крестьянской матери-земли.
Деревня,
Школа,
Логарифмы,
Литейка,
Лётная пора.
Всё было схожим,
Даже рифмы
На остром кончике пера.
Мы жили словно в дружной паре,
Точнее — шли мы следом в след.
Я просто Горин,
Ты — Гагарин.
Но двадцать лет
Есть двадцать лет!
Недаром же
По воле века,
Приход достойных торопя,
Меня испытывала Вега,
Чтоб не испытывать тебя.
Чтоб волю дать твоим дерзаньям,
Когда ты рос, как все, шаля,
Меня подвергла испытаньям
В те дни тревожная Земля.
Чтоб, дерзкий,
Ты взлетел с рассветом
И возвратился в добрый час,
Мы всё стерпели,
Но об этом
Я поведу другой рассказ.
Я расскажу иными днями,
В словах по сердцу и уму,
Какими трудными путями
Мы шли к полёту твоему.
ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ
1961
*
Последние пять строф — *ЧТО СОН?! ФАНТАЗИЯ! НАИТЬЕ!..* —
были написаны Поэтом в ночь с 12 на 13 апреля 1961 года
после первого космического полёта русского космонавта
ЮРИЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ГАГАРИНА...
**
Далее — пятая глава *ПАМЯТЬ ВЕКА*.
***
1997 год: http://stihi.ru/2011/12/18/863