О Любовной лирике

Василий Дмитриевич Фёдоров
ОТ АВТОРА

 *О ЛЮБОВНОЙ  ЛИРИКЕ*


     О кризисе в современной любовной лирике.

     Никакого кризиса я не наблюдаю, Просто грустно мне оттого, что мы, поэты, сегодня мало пишем хороших стихов о любви. Может быть, по причине ответственности, которая лежит на нас?
  Ведь мы обладаем поистине гигантским духовным наследием в любовной лирике.
      Когда-то я задумывал написать большую работу:
 поэты мира о любви, где собирался сравнить Пушкина с Байроном, Лермонтова с Гёте, не обходя вниманием и восточную литературу. То есть хотел исследовать те вершины, которые нам сейчас известны. Проглядывается очень любопытная картина.
      У Пушкина, в его уже самых первых стихах, — восторг, восхищение перед женщиной, её красотой и юностью. Самым драматичным для него было оказаться “без божества, без вдохновенья, без слёз, без жизни, без любви”.
        А вот у Байрона — раннее разочарование:
 “Любовь — болезнь, горьки её кошмары, больней нам всё ж, когда лекарство пьём...” И эта разница в общем-то объяснима. Не родился же он с этой горечью! Или возьмем Гейне. У него, по существу, те же разочарования. В своих стихах он строит красивое здание любви и, не достроив, смахивает его, как карточный домик, своей иронией. И Байрон, и
 Гейне взялись за перо, когда их, как говорится, “что-то ударило”.
    А Пушкин пришёл с надеждой любви, он до конца жизни не переставал восхищаться женщиной. Любовь для него — понятие всегда священное.

         Вечные темы на собственном опыте.

    Конечно, ранний Пушкин — это не поздний Пушкин, где есть уже какие-то нотки разочарования и огорчения. В двадцать лет любят безоглядней, чем в тридцать шесть.
 Так что, мне думается, тема любви обозначается не столько признаком времени, сколько
 нравственной высотой поэта, независимо от времени, в котором он живёт.

         О традициях в любовной лирике.

    (Восточная поэзия)Темой любви повлияла — вот в чём её могущество и традиция.
 Традиция эта создавалась веками самой поэзией. Когда истинный поэт родится и растёт, он воспитывает себя и на этой благородной традиции... Мы, разумеется, ведём речь о восточной поэзии, в которой между прочим, работали над большой формой — поэмой.
 В восточной лирике любовь проходит через громадные испытания и чувства воспитываются благородные. Сама же любовь проявляется, как вы могли заметить, непосредственно в страсти.
        Если же говорить о традициях, как таковых, в любовной лирике, то в любви я отвергал решительно литературные традиции. Любовь должна диктоваться страстью.
 Сама традиция предполагает: герой должен быть последовательным. Не может же человек
 сухой по натуре, сердце которого для любви надо“разминать и разминать”, быть последователем дантовской любви...

       О вечном состоянии человеческой души.

     “Любовь — категория вечная, но любят нас женщины смертные”, как сказано в одном моём стихотворении. Обстоятельства, в которых любовь проявляется, во времени социально переменчивы. Хочу подчеркнуть, что поиск прекрасного ни в какие времена
 не соприкасался с социально-общественными явлениями так, как в наш век.
     Главный смысл любви — в непосредственности чувств.
     Для нынешнего выражения понятий “любви и чувства” нужна социальная причина.
 Мы приходим в мир с надеждой на социальное совершенство. А оно приходит не так быстро, как этого хотелось бы. Я написал в своё время такие строки:
 
 “А больше вот что устрашает: меняться мир не поспешает”.
 
 И вот эти “непоспешания” и приводят к раздумьям (и не только философского порядка), приводят к исследованиям состояния души человека, таинства чувств его, к поиску гармонии, которая поторопила бы социальные обновления.
 Разве это не связано с темой любви?
    Душа поэта может раскрываться лишь тогда, когда нет погони за суетными сиюминутными страстями и страстишками. В любовь не должны вмешиваться корыстные цели.
 Любовь и корысть — вот вам архисовременная тема!

             О культуре чувств в поэзии.

       В современной поэзии нередко можно встретить безвкусицу в проявлении чувств. Отчего это? От душевной неразвитости, мне думается. Нету здесь игры в высоком смысле. Нету своего рода грации любви. Кстати, вот чем ещё привлекателен Пушкин:
 у него всегда есть высокая грация, подлинное изящество любви. Если он захочет очаровать, то наверняка сумеет это сделать. Потому что у него всегда работает “душа поэтическая”.
 И тогда придут слова...

       Как это у меня в “Женитьбе Дон-Жуана”:

 А если чувства словом не цветут,
 От страсти обновления не ждут.

      Если любовь предстаёт лишь как акция физиологическая, она не приносит духовного богатства. А между тем духовная жизнь человека в большой мере развивается именно на любви. И любовная лирика существовала ещё до великих открытий учёных и техников.

        О поэзии как категории нравственной.

      Собственно, поэзия любви и есть голос нравственности.
 Там, где настоящая страсть, человек может и должен сказать больше.
    И если трагедия у поэта и существовала, то только лишь потому, что он натолкнулся на любовь, которая была порождена упадком. Вот в чём дело! И нельзя какую-нибудь, простите, торговку с базара сравнивать с японской девушкой, жившей в ХI веке.

             О теории “стакана воды”.

      Истинную любовь нельзя выдумать, подменить всякого рода вывертами наподобие “стакана воды”.
 Мой Дон-Жуан совершенно не развратник. Я его рассматриваю как человека поиска.
 И я даже прощаю ему, когда он видит слишком много прекрасного и не может определить,
 на чём остановиться. Между тем, прошлая литература выставляла Дон-Жуана как человека, коллекционирующего любовь.
    “Они не могли обойти друг друга, должны были встретиться, но не встретились” —
 вот тогда появляется трагедия!.. Частенько на любовь смотрят как на счастье.
 Конечно, любовь, если это не суррогат, — она прекрасна, независимо от всего прекрасна, как дар природы, как радость бытия. Для настоящей любви тоже нужен талант.
 А какая она, что c ней, в чём дело? — это вопрос уже другой, этим-то и занимается поэзия.
      Однако истинный поэт способен улавливать, как чуткий индикатор, самые сокровенные душевные волны. Поэту дано больше прав говорить о любви за всех любящих...
       Подлинная поэзия о любви всегда была демократична, ей чужда элитарность.
      Тема любви в литературе будет тогда поистине вечной и животворной, когда она активно станет вторгаться в общественное сознание.

      О классическом образе Прекрасной Дамы.

      Не всякая любовь достойна Прекрасной Дамы, и не всякая пассия может быть Дамой. Нужен идеал. У Пушкина мы найдём любовные стихи о разных женщинах, Но у него был свой поэтический идеал, воплощённый в Татьяне Лариной. Вспомните те же посвящения поэта — они к различным женщинам обращены, а образ всё-таки один... Так что, говоря о Прекрасной Даме, надо иметь в виду прежде всего природу этого явления, побудившего поэта к поиску
 своего образа Дамы. Друзья Блока пытались превратить его в религию, туманный символ... в этакий фетиш...
       Есенин — он пришёл к своей Даме через “Анну Снегину”, “Персидские мотивы.”
 И, надо отметить, этих поэтов отличала верность своему идеалу, они, как скульпторы, лепили в своей поэтической мастерской совершенный, гармоничный портрет.

      Образ Прекрасной Дамы в современной поэзии.

    ...пока не затерялась... Ну а если серьёзно, то она разбежалась по строчкам поэтов.
 В том, блоковском виде, она не может возродиться.
    ...в новой социальной формации мы живём не так уж много — каких-нибудь шестьдесят с лишним лет. И за это время поэзия претерпела большую ломку.
      Она уже не могла оставаться в стороне от той жизни, которая кипела через край, требовала своего героя и героиню. Новой Даме предстояло быть девушкой в красной косынке строек первых пятилеток, девчонкой, провожающей парня на фронт, матерью, скорбящей по погибшему на войне сыну. И, конечно, зарождались новые этические взаимоотношения,
 при которых Она становилась вровень с лирическим героем.
      Естественно, что любовная лирика за четыре-пять десятилетий ещё не могла выстроить свою систему в отображении Прекрасной Дамы. Ведь образ Беатриче — это система мироздания: Чистилище, Ад, Рай — это всё путь к ней. Мы же пока хотим из реального образа сделать идеальный. А должно быть не следование за реальными фактами, а возвышение
 над ними. Это в состоянии сделать именно любовная лирика. Мы пока не нашли для себя новую планету Любви. Хотя в качестве спутника её порой выступаем...

            О поэтическом подражании.

    В мире всё началось с подражания. Это естественный процесс. Человек растёт, он начинает подражать. Но тут подражание избирательное. Одни начинают подражать прекрасному, другие — уродливому. В молодом человеке пробуждается инстинкт,
 стремление открыть и познать тайну жизни. А это самое большое поэтическое состояние. Потому что поэзия есть тайна, которую надо познать как любовь.
     В раннем юности я начинал писать частушки и стихи об интимностях любви (слишком даже смелые для того возраста), хотя ничего ещё не знал о них.
 Видимо, меня тянуло к какой-то тайне. К тайне пушкинского слова я, допустим, прикоснулся. А к тайне моей жизни, к тайне общения между мужчиной и женщиной?..
 Хотя я мог только догадываться — как там? Я думаю, что это биологически закономерно.
    Человек развивается в двух направлениях. Мне кажется, гармонической личность тогда и будет, когда между физическим и духовным наступит равновесие.
    И я считаю — Пушкин самый гармоничный поэт и человек. И не только для того времени.
 И для нашего. У Пушкина удивительная душевная щедрость.  Вот на что необходимо обратить внимание наших молодых поэтов! Я подозреваю, что поэт может и не знать чего-то и всё-таки написать точно и правильно — благодаря силе своей фантазии, творческого озарения.
 В человеке заложено многое множество подспудных, даже наследственных знаний.
      Минуты озарения — это пробуждение памяти.
 Когда что-то нужно, в минуты озарения приходит. У молодых недостаток жизненного опыта восполняется этой памятью, или интуицией, если хотите.

       О возрастной проблеме поэта в поэзии.

   Думаю, что главное в том, что является предметом стихов? Я понимаю так: у каждого возраста своя окраска любви, свой восторг и своя драма. И своя философия. Мне, например, кажется, что только сейчас я стал кое-что по-настоящему понимать в любви.
      Так же как Ренуар к преклонному возрасту стал понимать пластику женского тела, я стал больше понимать пластику любви. Пластику отношений. Не таких, знаете ли, сусальных, а где двое знают. Об этом в инструкции не напишешь. Но выразить это можно — в поэзии! Молодой человек захлёбывается от любви, не успевает понять, что это такое. А когда
 для него всё становится яснее и ближе, он менее тороплив.

               Мудрость любви.

      Да, мудрость. Вот, пожалуйста, — это уже ещё одна новая тема для стихов,
 надо бы мне подумать...

 (Журнал “Москва”. №12. 1984г.)