Таранова гора
Как-то в кругу моих друзей-приятелей зашел разговор о том, откуда пошли названия нашего рудника «Калмакыр», соседних – «Кургашинкан», «Алтын-топкан», «Сары-чеку», кишлака «Кара-Мазар». Почему крутой склон на окраине нашего городка, называется «Таранова гора»? Так же называется участок индивидуальной застройки.
Многие названия объяснялись легко – после перевода с узбекского языка. Тот же «Калмакыр» в переводе означает «Калмынская гора». В древние времена, проникшие в эти края китайцы вели примитивным способом добычу меди у подножия отдельно возвышающейся горы. Местные жители приняли их за калмыков. Отсюда и название, с опущенной в середине слова одной буквы «к». «Кургалинкан» в переводе – «Свинцовая кровь» из-за залежей здесь свинцовой руды. «Алтын-Топкан» - «Золото нашел», «Сары-чеку» - «желтая сторона», «Кара-Мазан» - «Черное кладбище». «Таранова гора» имеет другое объяснение, на мой взгляд, достаточно интересное. Об этом мой небольшой рассказ. Никакой горы, по сути, не было. От большого пустыря на окраине, земная поверхность поднималась на восток, образуя склон в строну пустыря.
Весь этот пригорок был покрыт верблюжьей колючкой. По весне здесь кустился карай – диковинная трава в виде десятка крупных листов, напоминающих заячьи уши, росших из одной точки с длиной цветоножкой со множеством розовых цветочков на вершине.
Другая же часть этого пригорка была настолько крутой, что подняться наверх можно было только по тропам, протоптанным в виде серпантина.
Из-за крутизны это место и стала «горой». Тарановой она стала называться с тех пор, когда здесь поселилась большая семья, точнее старатель Таранов и его четверо сыновей с семьями. Занимались эти люди золотостарательством.
Главой этой старательской артели был сам Таранов. Это был высокий, сухопарый старик, с обветренным скуластым лицом, покрытым постоянно седой щетиной. Из-под пушистых бровей смотрели злые маленькие глаза неопределенного цвета.
Прибыли сюда Тарановы перед самой войной. На войну никто из них призван не был. Золотостаратели относились к той редкой категории, на которую «накладывала бронь». Пополнение золотых запасов страны являлась наиболее важным, чем защита ее от врага.
Обустроились Тарановы на этом пустыре по особенному. Каждому из сыновей была построена хатенка-мазанка. Были здесь помещения для скота, кладовки, баня «по черному». В центре двора выкопали Тарановы колодец, вопреки утверждениям местных, что воды здесь не будет. Дед доказал свои геологические познания – вода появилась на глубине и была отменного качества.
Весь этот хуторок был обнесен глиняным забором с деревянными воротами, которые были постоянно закрыты. Характерно, что входная калитка в усадьбу была в заборе отдельно от ворот. Не было в их огромном дворе ни одного дерева или кустика.
У каждого из сыновей были дети и не по одному. Сколько их было всего, думается, путались и сами Тарановы.
Держали на подворье Тарановы скотину – коров, овец, свиней. И еще было в их хозяйстве много ишаков. Эти животные были их главным транспортным средством. Ишаки содержались на вольном выпасе, они бродили вблизи их усадьбы, питаясь скудной растительностью.
С самой ранней весны, как только сходил снег со склонов Кураминского хребта, старатели Тарановы вьючили ишаков своим старательским инструментом – кайлами, лопатами, совками, ведрами и еще много чего было в этом перечне. Грузились палатки, посуда для приготовления пищи, продовольствие и отправлялся этот караван, по известному одному лишь деду Таранову маршруту, чуть ли до конца лета. Брали с собой Тарановы две двустволки и двух огромных кобелей с охотничьими и сторожевыми функциями.
Иногда кавалькада ишаков, груженая мешками с рудой возвращалась в поселение – это значило, что старатели набрели на золотую жилу.
Случались такие оказии нередко через каждые 5-7 дней. Местные знали – у Тарановых крупный фарт. Руда складировалась в многочисленные сараи и кладовки. Погрузив на ишаков продовольствие, погонщики возвращались в горы к своим шурфам и канавам. Весь процесс добычи золотосодержащей руды велся вручную. По особым признакам, известным деду Таранову, определялась наличие в горной породе золото. После чего в определенном направлении начиналась закладка канавы. В ближнем, к месту добычи, ручье дед делал пробную промывку руды. По микроскопическим частицам вымытого золота из шлама, рудоискатель определял целесообразность дальнейших работ. Его познания в старательском деле, его чутье, сравнимо с колдовством, ясновидением или еще с чем-то, уму непостижимом.
В конце осени старатели возвращались домой. Все они были изможденные, в пропитанной бурой пылью одежде, в изодранных сапогах, молчаливые и истощенные.
Дед и сыновья не проявляли никакого внимания к женам и детям, словно их не разделяла пятимесячная разлука. После бани, старатели ели и спали. И покой их в эти дни нарушить было, упаси Боже. После короткого отдыха начиналось дробление золотой руды.
Трудная и продолжительная работа по измельчению руды происходило в специально сооруженной на ближнем ручье дробилке, по местному «толчее» - от слова «толочь». Сооружение это пришло, чуть ли не из средних веков – простое и совершенное одновременно. На огромное, диаметром около четырех метров, колесо с косо установленными лопастями, по желобу из ручья текла вода. Колесо вращалось на деревянный оси, большая часть которой , длиной около семи метров, располагалась в утлом, сбитом из горбыля строении и концом своим опиралась на бетонную тумбу.
По оси, через определенные промежутки, устанавливались деревянные спицы. При вращении оси-вала, спицы своими концами цепляли толкачи тяжелые, из прочного дерева с металлическими наконечниками, песты.
Толкач спицей поднимался на определенную высоту и при выходе из зацепления, со спицей, падал в бетонную ступу, на дне, который находилась руда. Так проходило измельчение руды. Ступ в толчее было, как правило, с десяток. При работе этой чудо-дробилки стоял страшный грохот, слышимый на многие сотни метров в округе.
Руда в ступах измельчалась до состояния муки, желоб отводился от колеса в сторону и весь процесс замирал. После оседания пыли измельченную руду из ступ извлекали и тут же на ручье начинался процесс обогащения. Он так же был до удивления простым. Рудную муку ссыпали в большой бак, заливали бак доверху водой, интенсивно размешивали содержимое. Рядом ставился наклонно деревянный желоб, дно которого было покрыто суконной тканью. Продолжая размешивать, содержимое бака черпали ведром и выливали небольшой струей в желоб. Пустая парода растворенная в воде стекала в канаву, микрочастицы золота оседали на сукне. И последнее после окончания промывки, золотосодержащий шлам соскребался с сукна специальным пестиком и скребком. Шлам просушивался и ссыпался в прочный холщевый мешочек. Две последние операции дед Таранов не доверял никому. Превращение из золотого шлама металла проходило в дальнем углу двора на специально сооруженной печи. Шлам ссыпался в каменные жаростойкие тигели – стаканчики с лункоотраженными углублениями. Тигели от жарко пылающего угля постепенно нагревались и когда сгорала махорка насыпанная поверх шлама - это означало, что плавление произошло. Тигели снимались с печи, охлаждались… и вот он, ради чего положено столько труда. Золотые слитки извлекались из тигелей легко, без всяких усилий и имели уже далеко не драгоценный вид. Это были желтые, тусклые лепешечки, выпуклые с одной стороны – повторение формы тигеля.
Дед очищал слитки от табачного пепла и складывал их в холщевый мешочек меньшего размера. И с этого момента мешочек никто уже не видел и не знал где он храниться.
Не знали сыновья и том, когда и какого веса сдавалось золото в золотоскупочный магазин. Сдав золото, дед получал в магазине боны – специальные талоны, отпечатанные на госзнаковской бумаге. Боны были разного номинала. Отоваривал дед боны уже в других специальных магазинах. Был такой магазинчик и в нашем маленьком поселке, называемый, естественно, «золотым». Продавались, обменивались на боны, в этом магазине уникальные по тем временам товары.
Мы, пацаны, иногда забегали в «золотой» магазин поглазеть на шоколадные конфеты, сахар-рафинад, печенье, копченую колбасу, одежду, обувь, сверкающие хромированными деталями патефоны, охотничьи ружья.
Да чего там только не было! Одноногий инвалид завмаг великодушно позволял нам эту роскошь.
Тарановы же отоваривались где-то в Ташкенте.
Раз в год к их поселению подъезжала полуторка, чуть ли не доверху наполненная разным добром.
Если наша пацанячья братия находилась поблизости, то мы были свидетелями, как из кузова выгружали мешки макарон, муки, сахара, ящики мыла, тюки тканей, связки обуви разных размеров, одежда. Но и после таких
Поставок Тарановы не выглядели разбогатевшими. Сам глава клана был одет в одну и ту же спецовку, драные сапоги, на голове была одета неизменная фуражка. Сыновья выглядели под стать отцу. О детях и говорить не стоит. Все они, а было их около двух десятков, ходили в заношенных одежонках, переходящих по мере роста от старших к младшим.
Пацаны были, как правило, чумазые, не стриженные. В школу из них ни кто не ходил, хотя многие из них были вполне школьного возраста.
В поселке поговаривали, что Тарановы баптисткой веры, которая запрещала учить детей бесовским наукам. Но вопреки слухам, мужики, да и сам дед были горазды выпить спиртного в свободное время, да и матерные слова «украшали» их лексиконом.
Женщины тарановского семейства с поселковыми не водились. По воскресеньям тарановские снохи посещали местный базар, что-то покупали, но с местными бабами в контакт не вступали.
Дед Таранов уже много лет был вдовцом, поэтому старшей в их женском кагале была женщина старшего же сына Егора – Клавдия. Она высокая, худая, смуглая, с черными глазами, глубоко сидящими под еще тоже черными бровями. Ходили слухи о ее жестокости, о том, что она поколачивает других снох, а детвора боится тетку Клавку пуще деда.
О жизни огромного этого семейства в поселке толком ни кто не знал. Не знали поселковые когда и как успели Тарановы распродать всю живность и загрузив в два грузовика домашний скраб и откочевать в неизвестном направлении в поисках своего, так еще и не обретенного счастья.
Охотники рассказывали о том, что встречали артель на южной, таджикской стороне Кураминского хребта за своим старательским трудом.
Не известно и то сопутствовала ли им удача на новом месте.
Так эти люди, занесенные ветрами судьбы с далекого Урала в наши южные края, оставили свой след на этой земле названием горы. Мазанки свои они бросили на произвол судьбы, понимая видимо, что вряд ли найдут желающих купить эти, малопригодные для нормальной жизни, строения.
Какое-то небольшое, время в хуторке обитал цыганский табор. Но по причине того, что в маленьком поселке промышлять было нечего, цыгане откочевали на своих кибитках, прихватив окна и двери из тарановских домиков. Ворота, калитку и все прочее деревянное цыгане истопили в печах за время своего «квартирования». Постепенно тарановские мазанки и вовсе разрушились. Мы, пацаны, еще успели поиграть в прятки на развалинах. Позже, когда в поселок хлынул рабочий люд, на этом месте и на его периферии, были построены большие добротные дома, выращены фруктовые деревья, красовались виноградные беседки. Но место это, называется Таранов поселок, а гора – Тарановой.
Мой рассказ пример того, как возникают название поселкам, улицам, горам и многому другому.
Со временем люди ничего не будут знать о золотоискателях Тарановых, а гора и часть поселка будут вечно носить их имя.
Анатолий Сухенко