У тебя глаза времён Людовика четырнадцатого,
А сумочка из ближайшего секонд-хенда.
Твои копеечные духи с запахом опавшей лиственницы
Изысканней любого парижского бренда.
Письма твои или нет - письмена с хохломским завитком -
Загадочнее арамейского манускрипта,
Я знаю, по вечерам ты разбрызгиваешь кровь с молоком
На свои восковые ланиты.
Ах, как нежно простым среднерусским «О»
Сдуваешь ты пыльцу одуванчиковую,
И пусть бледнеют все Оксфорды и МГИМО
В своей английской запальчивости.
Но, от того, что плоть твоя в ночи индиговой
Так похожа на тень Одалиски,
Днём какой-нибудь местный или залётный Жиголо
Обирает тебя до последней нитки.
А ты сидишь себе - вышиваешь крестиком и ришелье
Картины из нынешнего реализма,
И не представляешь, что сам кардинал Ришелье
Сверху завидует твоей крепдешиновой жизни.