Тот, кто работал в творческом коллективе, знает, что нравы там достаточно вольные. Не была исключением и наша редакция. Сама среда, сохранявшая некую видимость свободы и презрения к общепринятым моральным нормам, способствовала зарождению романов, романчиков, а то и мимолётных новелл. Не то, чтобы творческие люди охочи до любовной суеты, но есть Нечто.
Непонятное, необъяснимое, заставляющее переступить порог дозволенного и жить не как все.
Конечно немалую роль играли здесь условия работы – ночное производство газеты, невероятная близость мужчин и женщин, порождаемая совместным пребыванием в кабинетах и комнатах отдыха. Ну и выпивки, конечно. Кто посмеет опровергнуть истину, что газетчики благосклонны к «зелёному змию»? А ведь после определённой дозы – всё трын-трава.
Молодые учились на опыте более пожилых, торопились следовать их примеру. Таким образом, преемственность поколений была обеспечена.
Поспособствовала укоренению вольных нравов и вахтёрша тётя Груня, которая работала на этой должности, наверно, со времён царя Гороха. Несмотря на преклонный возраст, тётя Груня обладала цепкой памятью, особенно, если дело касалось таких деликатных предметов, как «кто с кем, когда и где».
Найдя благодарного слушателя, она, захлёбываясь от восторга, повествовала:
- Захожу в редакторский кабинет, а они на столе пристроились.
- Кто?
- Ну этот кудлатый, который очерки строчит и мамзеля, что в белой шляпке ходит. Я смутилась было. А он…
- Очеркист?
- Ну да. Он,бесстыдник, кричит мне: «Заходи, тётя Груня. У нас секретов нет» Вот до чего дошли. И куда только начальство смотрит!
Притворно возмущается, а самой – в радость. Любит посудачить на щекотливые темы.
Но я, собственно, не об этом.
Хочу порассуждать о суете, пусть даже и любовной.
Крутится у меня в памяти одна история. И покоя не даёт. Сам по себе случай из банальных банальный. Но, если двигаться по спирали, как это обожают делать историки и социологи, то странные приходят на ум выводы.
Фамилии действующих лиц я, конечно, изменил, чтобы никому не давать пищу для злословия. Меня ведь не сами факты интересуют, а жизненная позиция и философия суеты.
Работал в нашей редакции талантливый фельетонист. Назову его Даник Борисов. Умница был и обаяшка, каких мало. Женщины сами ему на шею вешались, особенно, после второй рюмки, не говоря уже о третьей.
Конечно, особо твёрдых принципов по части семейного кодекса Даник не имел, мог при каждом удобном случае сорваться с тормозов. Я это доподлинно знаю, потому что одно время мы с ним жили по соседству и, как говорится, дружили семьями.
Жена у Даника была дама серьёзная, к творческим коллективам отношения не имела, придерживалась общепринятой житейской философии, типа « На чужой каравай рот не разевай!», то есть « Не трогай моего мужа, а то получишь…» Ревнивая была до бешенства.
Муж на неё, прямо скажем, мало внимания обращал. А ей, Вере этой ( так её звали) тоже хотелось чувствовать себя женщиной, впитывать в себя благоухание мужского внимания и комплиментов.
Жалко мне её было. Особенно, когда эта пара в гости к нам по соседству приходила.
Сидим, бывало, за столом. Даник увлечён светской беседой – мастер был по части различных рассказов из своей богатой редакционной практики. Здорово у него получалось – с интригой и с юмором.
А Вера, если сидит рядом со мной, наклонится к самому уху и шепчет:
- Пожалуйста, обними меня и поцелуй в губы. Только, чтобы Даниил Николаевич не видел – она его всегда при людях по имени-отчеству называла, - он у меня ужас, какой строгий.
Сама же, бедняжка, во время поцелуя косит глазом в его сторону, надеется, что он обратит внимание и вдруг – о, счастье! – приревнует. Но всё было тщетно. Данику вполне хватало женщин на стороне – талантливых, ярких, независимых.
Из-за одной такой женщины и заварилась эта каша. Работала у нас в редакции, в отделе писем Юля. Щедро была одарена сочинительским талантом. Писала ярко. Особенно удавались ей статьи на моральные темы. Каждая такая статья становилась маленьким событием в городе и предметом обсуждения на всех уровнях, вплоть до верхов.
Нельзя сказать, что Юля была красавицей. Но что-то загадочно-колдовское в её внешности завораживало мужчин.
К тому же, жила Юля одиноко и независимо. Не привыкла ограничивать себя в пристрастиях и увлечениях.
А случай произошёл такой. В поздний час метранпаж принёс из типографии в редакцию на утверждение одну из сигнальных полос будущего номера газеты. Почти все кабинеты уже пустовали. В поисках дежурных метранпаж открыл одну из дверей и замер, изумлённый. Его взгляду предстали Даник и Юля, обнажённые и в весьма интимных позах. Конечно, основательно подогретые вином.
Метранпаж был молодой, неопытный и горячий. Он поднял на ноги всю типографию. Разразился скандал. Вызвали из дома главного редактора. Дело получило широкую огласку и закончилось очень суровым наказанием для его участников.
Впрочем, я опять не о том.
Когда отголоски бурной истории дошли до Веры, её кроткая душа взъярилась. Она поспешила в редакцию, использовав в виде транспорта, очевидно, метлу, которой пользуются ведьмы.
Словно фурия влетела Вера в редакционную комнату. Там было много женщин. Всех их охватил дикий испуг при виде страшилища на метле – если признаться, то у многих были рыльца в пушку.
Вера безошибочно подскочила к великолепной Юлии, сорвала с её головы парик и принялась наотмашь хлестать этим париком несчастную по лицу. Никто даже не пошевелился. Процедуру экзекуции сопровождал глухой женский рёв, в котором смешались ужас и злоба.
Наконец, Вера опомнилась и, кинув парик на пол, выскочила на улицу. Женщины продолжали рыдать. Юля, закрыв лицо руками, молча переживала позор.
Собственно, говорить больше и не о чём. Некрасивая история. Пошлые страсти, недостойные талантливых и одарённых людей.
Всё так. Но я смотрю на эти события с высоты времени.
Юля ушла из жизни сравнительно молодой. Сгорела не столько от работы, сколько от вина и страстей.
Вера проскрипела до старости и упокоилась на деревенском кладбище, в далёком селе, куда занесла её с мужем злодейка-судьба,так и не выдав этой семье шанса на счастье. Даник из модного фельетониста превратился в потерявшего жизненные цели и установки старика-крестьянина.
А в творческих коллективах продолжают процветать вольные нравы.
Я задаюсь вопросом – во имя чего одна женщина била другую париком по лицу? Ведь обеих уже нет на свете. И остался после них, как память, только этот курьёзный случай.
А ведь ещё Короленко утверждал, что человек создан для счастья, как птица для полёта.
Р.Маргулис