Босоногим мое детство назвать нельзя.
Коротко стриженый- с чубчиком, похожим на воробьиный хвост,я всегда был одет,обут и накормлен. Правда, последнее обстоятельство, в семье из семи ртов, не всегда являлось аксиомой. Но именно оно позволило развиться самым нежным родственным чувствам.
Четыре сестры. Это счастье, умноженное на четыре!
Три из них буквально росли у меня на руках, и вставали на свои ножки так, как сходили бы корабли со стапелей, отправляясь в первое плавание.
- Коля,Коля,Николай! Сиди дома, не гуляй,- доносил ветер.
Только дома мне не сиделось- хотелось поскорее пойти в школу.
Да, да, я был тем самым Филипком, и за парту сел в шесть лет.
- А чего дурака валять!
В семь я уже декламировал стихи со сцены Дворца Пионеров.
Мой, звенящий в тишине, голосок рассказывал о мальчишке, который из кожи вон лез ради какого- то снегиря из магазина, что на Арбате.
- Чудак,- думал я.
- Куда интереснее самому подстрелить воробья или поймать щегла.
Летними ночами птицы целыми стаями устраивались на ночлег в тополиной роще,и для меня это было плёвым делом.
- "Я почти не спорил с дедом,не вертелся за обедом, я спасибо говорил, всех за все благодарил",- хорошо ложившийся на слух благодарного зрителя, стих Агнии Барто рассказывал и обо мне. Только деда у меня никогда не было.
Зато была баба Маня, очень далекая и такая родная.
Мария Александровна жила в местечке со странным названием- "Колпачок".
Затерянная среди бескрайних лесов Брянщины, деревня потихоньку превратилась в "Медвежий Угол". Молодежь бежала в райцентр, доживали свой век старики.
Если дождем не размывало дорогу, раз в неделю приезжал спасительный фургон - магазин на колесах.
На - ура раскупались основные продукты - хлеб и водка, три дня подряд не стихало бесшабашное веселье.
В ход шли малосольные огурчики с картошкой, сало, да грибы.
Конечно, не шампиньоны. Размером в ладонь они усыпали пахотную межу вдоль дороги ведущей
к темневшему вдалеке лесу.
- Такое добро пропадает,- огорчалась сестра.
- Это разве грибы? - возражала ей бабушка.
В подвале у неё всегда стоял бочонок с засоленными "волнушками", а над печкой сохли связки сводящего с ума своим ароматом белого гриба-короля здешних мест.
Откуда ей было знать, что вкусными могут быть даже толстячки, собранные после дождя на дне пересохшего пруда,в далёкой,совсем не лесной,стороне.
Казавшийся издали сплошным, лес, вдруг, мог закончиться, открывая взору целые участки, заросшие осинником и березняком.
На залитой солнцем опушке хорошо было сделать привал, чтобы отдохнуть после утомительного перехода.
Только самый отважный может в одиночку бродить по чаще в поисках заветного трофея.
Настоящий грибник сродни рыбаку.
Он уходит затемно, лишь одному ему известной тропой, и не терпит конкурентов.
Его мало интересуют неприхотливые сыроежки в ярких платочках,красавцы валуи.
Даже рыжику не находится места в плетеной корзинке.
Плутая по лесным дорогам, "старатель" то ускоряет шаг, то, вдруг, останавливается, отбивая поклон за поклоном. Да, "Белому" не грех и поклониться!
При виде семейки в тёмно- коричневых шляпках замирает сердце.
Боровичок не любит закрытого пространства. Не встретишь его и в молодых посадках.
Вотчиной ему стали старые вырубки, да хвойный отпад в разреженных сосняках.
Мы- же, нааукавшиеся, и опьяненные ароматом хвои, во весь голос радовались рассыпанным по ельнику, словно конфетти, сыроежкам, выглядывающим из- под сырой лесной подстилки лисичкам и рыжикам, распугивали, и без того редкую в этих глухих заповедных краях, дичь.
- Делать мне больше нечего,- ворчала уставшая бабушка,- как с вами медведЕй пО лесу гонять.
Говоря - медведей, она делала ударение на последнем слоге, и не понимала,почему мы захлебываемся от безудержного, достигающего самых потаённых лесных уголков, смеха.
А дел у нее, действительно, было много.