Затмение

Михаил Микаэль
В начале пятидесятых мой отец познакомился с работником МТС, не московской телефонной сети, но моторно-тракторной станции… Они отлично провели время - и крестьянин и горожанин ели устриц в нашей небогатой квартирке у Курского вокзала. Устрицы были дешевы, но крестьянину не доводилось капать лимонный сок на раскрытые створки экзотического моллюска... а летом мы поехали в деревню "Бычки", Курской области. Работник МТС поселил нас у родственников, большей бедности я не видел, хотя потом много бывал в деревнях. Крыша из соломы, земляной пол... Ночью я проснулся - гусь, а может иное домашнее животное, щипало из-под меня сено... Жили, нам было хорошо, чистый лес, озеро с рыбой. Только вскоре прознали - мама моя врач.  Фельдшер обитал далеко, в другом селе… с пяти-шести утра усаживались под нашими окнами старухи, ждали, молчали. В руках гонорар - творог, яйца, последняя курица. Мать забыла об отпуске  –  вела прием,  дары не брала, старухи обижались. А мужики почти все были перебиты на войне.

В некий день случилось чудо - у одной старухи (это мне тогда казалось старухи) не работала рука, нечто простое, неврология, но рука сохла. Мама привезла лекарств, дала болезной пить. И рука заработала!

На следующее утро очередь приобрела катастрофические размеры. Это были "каникулы Бонифация". Занимали очередь с четырех утра, мама уже не умела различать лиц, одна больная, другя, третья… вдруг перед ней оказался визжащий поросенок. "Милая, он пятачок распорол, помоги!" Мать прокалила иголку, поросенка держали четыре бабы. Это вам не какие-то хилые четыре капитана, что несут убиенного Гамлета! Поросенок был живее всех живых, и, разумеется, визжал как резаный. Но разве иначе должен вести себя поросенок, которому шьют суровой ниткой пятак?

Привели и конягу, тот уже не стоял на ногах, с тех пор я хорошо знаю, как выглядит Росинант... Но я о другом.

Одним солнечным утром местный батюшка, прочитав газету месячной давности, узнал о редкостном событии - полном солнечном затмении в курских широтах. И не нашел ничего лучшего, чем объявить сельчанам о конце света - такого-то и в известный час.

А потом было страшно. Страшно и красиво, и черно - в село пришла Весть о Смерти. И ее приняли всерьез. Я видел, что это. Видел, как люди стирают исподнее, лучшее белье, на речке, как моются перед концом мира в бане, слышал вой баб, истинный, крик душ, видел, как обнимают со слезами близких и прощаются с детьми... Можно прожить всю жизнь и не понять, что такое человек. А мне было дано. Эти люди, великие простые, в такую минуту, подходили к нам и утешали, они плакали о нас, потому что нам было суждено умереть на чужбине. И вот все, что надо знать о патриотизме и ностальгии.

Затем Солнце стало скрываться. На него наползала тень, съедало свет среди бела дня, на глазах у всех - и ничего нельзя было поделать. Вой и крики, снятие печатей, Апокалипсис. И тогда произошло то, о чем я буду помнить, пока жив - люди выпустили животных, они не хотели их смерти в неволе...  Стадо коров побежало по лугу, тощее, послевоенное стадо, и несколько коз, но всех обогнал обезумевший табун лошадей, кони неслись без сбруи, так, как были рождены, по травам беспредельного луга, на Солнце, становящееся черным...

Но Солнце вышло. Чудо было приписано попу, затем он был отстранен от должности за самоуправство... я видел как Солнце освобождалось из неволи, на глазах упавших на колени и молящихся на него людей...