... и ты гоняешься за легкою весной
О. Мандельштам
Дух возмутился и в цветоносное небо вознесся.
Расцвело поднебесье таинственным светом,
там, за кромкой, другие дали открылись,
сколько еще тебе странствовать в небе придется,
в кромах небесных, где нам суждено заблудиться?
1989
1.
В этих краях весна выпадает не часто.
Здесь даже солнце светит как будто с опаской.
Дождик со снегом лижет лица прохожих,
таких неулыбчивых и деловитостью схожих.
Так улетай в погоне за легкой весною, —
в прятки играя, время оставь за спиною,
йодом с полынью дыши, от воли хмелея,
но круглобока земля, и круги возвращенья труднее.
Кто тебе выпрямит путь к неприютному дому?
Ты, непризнанный нищий, вернешься к порогу крутому
и в сумятице истин, где всегда неправье правее,
напряги туголукую правду стрелой Одиссея.
1988
2.
Ступая по горящим анемонам
и по холмам веснушчато-зеленым,
весна пришла на Божий мир взглянуть,
за ней, направясь в первотравный путь,
гурьбой овечьей жизнь бредет по склонам,
доверчиво в земную тычась грудь.
3.
Как мы беспутно звонкой жизнью сорим, —
я понял на морщинистой дороге
в краю, где небо выстирано морем,
где к морю по горам спускались боги,
и с этих неправдоподобных пор
следы остались в нежных складках гор:
земля округла, словно плоть ребенна,
и в каждой складке неприметный клад,
тюльпаны диким пламенем горят,
и небо сшито с морем дымкой тонкой.
4.
Подвергнув тело пытке тяготенья,
гляжу на землю с птичьего полета,
вновь осознав, что связан с нею кровно:
В расщелинах изломы светотени,
и безмятежно щедры дня длинноты, -
жизнь, словно сага, - выпукла, подробна.
5.
С любовью вылеплена плоть земли,
над нею дышит, вздрагивая, воздух
и амальгамой зыблется вдали:
не верится, что в тех далеких гнездах
без песен и без выдумок живут
над морем, где кипящих струй мазки
легли на буроватый изумруд,
а небеса, как вымысел, легки.
1988
6.
Сколько лет мы с тобою живем в целлофановом мире,
что смотреть непривычно на незамутненные зори,
недоверчиво тронув пузырчатый краешек моря,
по которому плыли в Колхиду беспечные греки;
а на срезах скалистых застывшая летопись мира
говорит об эпохах, которым столетья - не мера,
и когда я смотрю на кристаллики тысячелетий,
на седые маслины, воспетые в Ветхом Завете,
понимаю, что я —
почти современник Гомера.
Гора ВОЛОШИНА, КОКТЕБЕЛЬ, май 1988
7.
Земля могил, молитв и медитаций
М. Волошин
Припоминая первозданный страх,
чернеет без оглядки ночь в Тавриде,
когда Тефида с пеной на устах
твердит земле о вековой обиде
в полночный час, когда во всех морях
отворены с надеждой створки мидий.
Давно ли в этих вздыбленных краях
изгнанник нежный, тосковал Овидий —
на севере полуденных морей,
которых лишь крылом коснулись мифы,
не смея углубиться в даль степей?
Навек полынным сном укрыты скифы,
И время трудится, стирая с алтарей
позавчерашних дней иероглифы.
1988
8. Узун-Сырт
I.
Круглые солнцу подставив бока,
выгнув длинную спину,
он прилег отдохнуть на века,
охраняя, как пес, котловину.
Не тревожа его дремучего сна,
осторожно лаская скалы,
пробежала в долину весна,
мимоходом набросив на
его крутобокие склоны
цветоносное покрывало.
II.
Предыдущие строки навеяны, верно, литературой,
а диковинный зверь, поросший зеленой шкурой,
динозавр, окаменевший в тысячелетней спячке,
изредка обнажает ребра желтеющих скал.
Миллионы лет он из чрева земли вырастал,
пока не застыл. Бока его округля,
время-ледник зализало следы страстей.
Вот он круглится, словно сама земля
(почему же - словно? Это земля и есть,
так сказать, неприкрытая правда земная).
На любой горе слышнее воля небес.
(Вот отчего достоверна Нагорная весть
и Моисей отягченно спускался с Синая).
По хребту проползла дорога у небокрая.
Каменистый путь без помех переходит в кремнистый,
лишь обелиск современным Дедалам торчит,
взгляд от земли и от звезд отвлекая.
9.
Скрежет скрижалей прорезает толщу веков,
цивилизаций отменное крошево:
угловатый валун разрывает покров
и крошится идей искрометное кружево.
Первый был кроток и краток, - стократ
ксноязычней, чем златоустая дюжина
шедших за ним, - потому и стоят
Несокрушимые глыбы,
с коими время не сдюжило.
10.
Кровля и кровный, кровь и кров
перемешались в сознанье, как очаг и пенаты
у римлян, - поэты, философы, аристократы
крепли духом под сенью веков:
хладнокровный философ, вскрывавший вены,
шел к богам, в которых, говоря oкрoвeннo,
и не верил, наверно.
А поэт угасал
на страшном приволье,
средь полыни, идолов, скал.
1989
11.
Время-ваятель скупым, но резким резцом
оставляет отметины на поверхности бренной:
поутру предстаю пред зерцалом с чужим лицом
и безопасной бритвой снимаю пену,
как прах. За день привыкаю к обличью,
ухожу в себя, прикрываясь улыбкой, -
чем исправней кесарево отдаешь приличью,
тем скупее на чувства, но все же под зыбкой
коростой замер вулкан: стоит забыться, мгновенно
откроешь душу, как вскроешь вены.
1989