Знаешь ли, мама,
Когда я совсем вырасту,
Я буду брать со двора всех бродячих собак.
Не знаю еще, где мы поместимся,
Но хотелось бы делать так.
Я буду делить с ними дом, еду наравне,
Даже если придется жить на зарплату в тысячи две.
Знаешь, мама, когда я совсем вырасту,
Я не притронусь к тому, что когда-то дышало и жило.
Хотя ты всегда говорила,
Что это полезно
И вовсе необходимо.
Ты же помнишь, я к ним больше не прикоснусь.
Когда я совсем вырасту, может,
Перечитаю опять «Здравствуй, грусть»
И всплакну на последних страницах,
И даже заполню пробел - третий томик «Войны и Мира»,
Оставленный где-то на школьных границах.
Наверное, мои руки еще наполнятся шрамами,
Будут в ожогах и синяках…
Когда я совсем вырасту,
Мне будет весело наблюдать за теми,
Кто бегает в рюкзаках.
Мы ведь помним, что у них в головах…
Когда меня провожали, все взрослые
Очень хотели в школу.
Когда я совсем вырасту,
Милые мои братья, друзья-подруги
Я скажу, что я до сих пор вас помню.
И не намерена забывать.
Спасибо за все.
Когда я вырасту
Внутренне, а не по габаритам,
Я буду опять неизменно любить.
Если бы этот кто-то нашелся,
Кто сможет со мной смириться (жить).
Когда я совсем вырасту,
Я буду бить сразу в лицо
Каждого, кто скажет,
Что можно только родиться бойцом
За место под солнцем!
У меня будет работа и тысячи планов
Несбыточных в голове…
Как у каждого (или почти) незнакомца
В этой заросшей, забитой стране.
Мне бы хотелось порой просыпаться
Каждый день в совершенно новой стране
И видеть нечто неведомое в том, небольшом,
Гостиничном, мутном окне..
Но знаешь, мама, когда я вырасту,
Я постараюсь меняться, не шутки ради.
На подоконнике не будет кладбища
Припыленных сувениров.
Только птички на стеклах… из прозрачной бумаги.
После долгого дня, в одиночестве,
Или с теми, кто станет родным
Я буду записывать мысли,
Язык остается таким молодым..
Я буду записывать мысли…
Что приходят ко мне, снова, опять.
Будем слушать важную музыку,
Писать старые добрые письма –
К хорошему надо ведь привыкать.
И, мама, когда я вырасту,
Я буду пить много кофе, обязательно с коньяком.
Так же вкуснее, да и подходит по статусу.
В самый неважный день, если вдруг меня бросят,
Буду закапываться в одеяла,
Подобно страусу….
Говорят, не загадывай, это ж бред.
Не зарекайся, твердят.
Все это слышали. Это знак.
Я не буду сопротивляться, если вдруг
Это будет не так через пару десятков лет.
Но пока что хочется так.
Почти так. С кем-то за руку
Пройти в коридор
И, обнявшись, смотреть в глаза,
Знать, что кем-то ведом
И отсчитывать общие годы, утекающие, словно вода,
Здравствуй, я сегодня проснулась рядом и начала искать тормоза…
Да вот только зачем, давай постоим и поучим биения сердца.
Согревающие всегда.
А когда я уже состарюсь,
То буду такой красивой,
Хиппарской бабушкой, тощей, как спичка,
С длинными волосами, с нитяным ободком.
С красивым, чуть хрипловатым,
Еще молодеческим голоском.
Без розовых и сиреневых прядей, без жалоб на печень.
В синей такой рубашке, как море,
Закатанной по предплечья.
Когда я буду еле держаться, мама,
Я поселюсь обязательно там, где будет тепло.
Нет, зачем острова. К черту эти Багамы.
К черту.
Я бы была не против, если бы этим местом
Всегда оставался мой дом.