Жестокий город, я тебя люблю,
Как жеребца, пока не усмирённого.
Ты часто душу отдаёшь рублю
И давишь лучших хваткою казённою.
Ты и меня, безвинного, казнил:
Преграды ставил и толкал к обочине,
И так хотел, чтоб я в болоте сгнил
Или молчал в темнице заколоченной.
И если б только это, я б тебе
Накрасил рожу и махнул в изгнание
Куда-нибудь в заоблачный Тибет,
Куда-нибудь в заморскую Испанию.
Или в Берлин – немецкий ведь учил;
Со словарём сумел бы там освоиться.
И никаких бы не было причин
Стреноживать воспоминаний вольницу.
Я так давно уехал из села,
Что многое смогло уже обуглиться…
Десятки тысяч раз Луна взошла,
Преобразились здания и улицы;
Повымирали деды и дядья,
Старухи, тётки, некие ровесники;
Исчезла хата милая моя;
Лес обернулся дебрями в Березнике.
А за околицей гуляют байбаки
И грабит люд таможня пограничная;
И хочется завыть мне от тоски
И по хапугам хочется – импичментом…
По всей стране свирепствует грабёж –
Жиреют рожи просто унитазные.
Обратный полюс этим рожам – бомж,
Лифты разбитые и подворотни грязные…
И город нелегко мне изменить,
Пока его поганят ненасытные.
А над простором колокол звенит,
Благословляя времена корытные.
11 декабря 1997 г.