Глагола ему сестра умершего Марфа:
«Господи, уже смердит, четверодневен
бо есть».
Иоанн 11:39
— Я не хочу, чтоб меня воскрешали.
Я не хочу выбираться из тьмы.
Тьма меня держит тысячью маленьких ртов, —
жадных ртов, нежных и мягких.
Не говорите мне: Лазарь, гряди вон».
Я не хочу.
Отпустите меня в мрак пещеры,
Верните мне забытьё, мое забытьё,
мое не-бытие.
Я не помню солнечный свет. Он жжётся.
Он чужд мне — тому, который
Лазарем звался когда-то.
Лазурь
тоже
жжется.
Уберите от меня ваше небо!
Я закутан в покров, в пелену,
я в плену темноты, немоты…
Не трогайте! Не терзайте меня!
Зачем вы хотите откатить камень от входа?
Зачем эти звуки, эти нестройные голоса
заполняют мою тишину?
И особенно — э т о т голос, он режет, как луч,
он ярок невыносимо, он раскалённым звоном
вонзается в мозг:
«Встань, Лазарь, встань и иди».
О заставьте, заставьте замолчать
этот голос!..
Смирившись, Лазарь молча встает
и делает шаг прочь из пещеры.
Голос-луч серебряной нитью
взрезает пространство.
Голос ширится, наполняясь
светоносной безжалостной силой,
солнце вибрирует в такт биениям сердца.
— Сердца? Какого? Я не хочу!
— Встань! Встань и иди!
…Пошатнувшись, фигура в белом
головой задевает за каменный свод.
Ещё один шаг. И ещё.
Белый контур оправлен/оплавлен сиянием неба.
— Он вернулся! — кричат все вокруг.
— Он вернулся!
27.09.2007